Песни мертвых детей

Эндрю не спешил отвечать Питеру. Он боялся, что неудачный день будет воспринят как неудача глобальная. Отступление было вынужденным: Дюнкерк духа. Но Эндрю понял, что пытаться отрицать поражение этого дня, пытаться перейти в контратаку и потерпеть еще одну неудачу — значит выказать себя еще более неумелым вожаком, и тогда он станет чуточку уязвимее, чем прежде.

— Думаю, ты прав, — сказал Эндрю, — сегодня слишком жарко, чтобы что-то делать. Давайте рассредоточимся, сбор назначаю у Базового лагеря № 1 вечером в восемнадцать ноль-ноль. У меня есть новый план.

Плана у него не было. Эндрю блефовал. Но в его распоряжении имелась долгая вторая половина дня. И он знал, что обязательно придумает новый план.

Мы встали. Молодым и гибким, нам не было нужды разминать спину и растирать шею — как в последующей жизни. Мы просто встали и отправились по нашим делам; тренированные мышцы и гибкие суставы позволяли нам двигаться с неторопливой плавностью. Ногами мы расшвыряли костер. Вверх взвились искры, благодарные за этот псевдоветерок.

Внешне оставаясь Командой, но в душе отстранившись друг от друга как никогда далеко, мы медленно выбрались через Дверь.

За живой изгородью нас ждали велосипеды. Эндрю вымещал свое недовольство на камешках, отфутболивая их с тропинки. Пол шагал рядом, опустив голову, довольный, даже слегка самодовольный. Мэтью не терпелось попасть домой, чтобы, очутившись там, изнывать от желания вырваться оттуда. Питер чувствовал вину за то, что именно он предложил разойтись и несколько часов побыть порознь — отдельными личностями, а не Командой. Для всех нас мысль, что дома и порознь может быть лучше, чем вместе и на улице, являлась предательством всех наших принципов, предательством нашего «мы».

До форта Деревá можно было добраться двумя путями: по Холму и по Дороге. Когда нам хотелось попасть в Деревá быстро, мы мчались по Дороге, а когда на первый план выходила секретность, мы выбирали Холм. Сегодня Эндрю повел нас быстрым путем — по широкому и гладкому асфальту. Большую часть дороги к форту мы с трудом катили вверх по склону, а большую часть обратной дороги могли вообще не крутить педали. Наше ускорение остановил лишь небольшой подъем на Эмплвикский холм.

Въехав в родную деревню, проследовав маршрутом колясочной гонки, мы разделились, у каждого было свое направление (см. Карту). Эндрю свернул налево — к Стриженцам. Путь Пола к Домику Егеря лежал вокруг церкви, вдоль Гравийной дороги, по Святой тропе и через Парк Мэтью, направляясь к бабушке с дедушкой, поехал прямо по Костыльной улице и не сворачивал до тех пор, пока она не уткнулась в дом. Питер после Стриженцов повернул налево и, отпустив педали, вскоре остановился у своего дома в Тупике.

Распрощались мы сдержанно. Разъехались в разные стороны, прочь друг от друга, никто не оглянулся, не прокричал ничего напоследок Наши ноги наполнились тяжестью, наши головы поникли.

ii

Хотя могло показаться, что до сих пор он играл незначительную роль в наших приключениях, Питер являлся, быть может, самым важным членом Команды. Ибо Питер — официальный хранитель Архивов. Никому из нас, кроме него, не дозволялось такое важное дело, как ведение журнала. Мы с самого начала договорились, что о каждом нашем поступке должна быть только одна запись. Таким образом мы избежим проклятия несовпадающих историй. Что решалось, что делалось, что произошло на самом деле — все эти стороны минувшего Питер должен был правдиво записывать. После того как он делал запись, остальные читали и подписывали. И значит, и наше единодушие сохранится даже после нашей смерти. Мы предвидели, что не все из нас выживут. Мы не предвидели другого: что первый смертельный случай произойдет так скоро. И уж никак мы не ожидали, что удар нанесут обитатели здешних краев. И потому именно из показаний Питера, из его скоросшивателя, заполненного листами формата А4 в узкую линейку, ныне пожелтевшими и ломкими, мы сделали основную часть наших выводов. Питер щепетильно записывал даты, операции, погодные условия и всевозможные необычные явления. Все, что касалось Команды. Благодаря его скрупулезности мы теперь можем с такой уверенностью пересказывать все эти события — как прошлые, так и грядущие. Не будь Питера, эта затея оказалась бы невозможной. Впрочем, то же самое, наверное, будет справедливо сказать о каждом из нас. Даже отсутствующие, те из нас, кому не повезло, кто погиб, сыграли свою роль. Но все же именно дотошность Питера лежит в основе этого рассказа, и об этом никогда не следует забывать. А еще верно, что на этом этапе Питер очень скоро начнет играть ключевую роль. Тем более что начиная с этого самого момента и до конца главы Питер будет отделен от остальных.

iii