Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Нетрудно заметить, что к концу 1980‐х годов на отечественной эстраде, отзеркаливающей проблемы и противоречия перестроечного общества, растет количество девиантных тем. Наряду с женской агрессией и мужским инфантилизмом особой популярностью начинает пользоваться тема любви к малолетним девочкам. Причем это не любовь-обожание на расстоянии, а открытое заявление о своих правах на юное сердце и… тело. Хитом 1988 года становится песня «Девчонка-девчоночка»[174] в исполнении Жени Белоусова, а через пару лет его успех повторит Сергей Чумаков с песней «Жених»[175]. Обе песни исполняются от имени разгоряченных ревностью молодых людей; в обоих — любовь к несмышленой и наивной героине перемежается желчными угрозами в адрес ухажера-соперника[176]. Но главное, что в этих сюжетах есть недвусмысленное стремление к безраздельному обладанию чужой на данный момент возлюбленной. В первом случае за ночь с девчонкой-девчоночкой герой «готов отдать все на свете», а во втором несостоявшийся жених переживает, что его «кроху беззаветную» раскудрявят, бросят и прощения не попросят (слушателю предоставляется возможность самостоятельно домысливать, какое именно действие скрывается за глаголом «раскудрявить»). Важно, что и в том и в другом случае сочувствие к участи малолетней героини на деле оказывается предельно показным, служит не более чем отвлекающим маневром в преследовании собственных интересов.

В этих песнях явлен целый букет прежде не поощряемых, а зачастую вообще запретных тем. Среди них: ревность, уязвленное самолюбие, стремление к физическому обладанию, малолетство и недалекость (а может, даже глуповатость) героини. От воспеваемых раньше возвышенных чувств и совершенства объекта любви не остается и следа. Герои и чувства мельчают как внешне (по возрасту), так и внутренне (по своему характеру и содержанию). Воцаряется мода на незрелость вкупе с разочарованием, союз которых, на самом деле, противоестественен[177].

Если горьковатый привкус песен Е. Белоусова и С. Чумакова в какой-то степени компенсируется приторной сентиментальностью и внешней привлекательностью их исполнителей, то неофициальный хит 1989 года Russian girl группы «Комбинация» [178] без обиняков повествует о любви «на экспорт»[179]. От русской девочки требуется only love, а вся мишура ухаживания с прогулкой под руку, танцами в посольстве и стоянием кавалера на коленях воспринимаются не более чем атрибутами красивой жизни, взятыми напрокат, так же, впрочем, как и набор английских фраз, вплетенных в текст песни. Эта песня принесла первую славу прежде никому не известной группе из Саратова. «Комбинация» эпатировала публику, открыто предъявляя обществу новую систему взаимоотношений (не только с заграницей), в которых любовь становится товаром. Подспудно же эта песня уловила один из главных внутренних страхов перестроечного общества: как иностранец легко покупает любовь русской девочки, так и одна более могущественная страна может начать потреблять другую, находящуюся в вынужденном положении содержанки.

Глава 4 ПОТЕРЯННЫЕ ГЕРОИ ПЕРЕСТРОЕЧНОЙ ЭСТРАДЫ

Игры с гендером: мальчики как девочки

В советской культуре классического периода (условно обозначим его 1950–1970 годами) игры с гендерной принадлежностью были возможны лишь в пределах театральной условности. Самым ярким примером подобного рода был комический дуэт Вадима Тонкова и Бориса Владимирова, ставших знаменитыми под именами своих персонажей Вероники Маврикиевны и Авдотьи Никитичны. Однако колоритность этих героев определялась в большей степени не травестийностью, а возрастной принадлежностью. Подразумевалось, что именно в силу своего возраста Маврикиевна и Никитична столь ворчливы и остры на язык.

На рубеже 1970–1980‐х годов на олимпе советской эстрады появляется Валерий Леонтьев, которого открыто и довольно часто обвиняли в излишней откровенности и женственности сценических костюмов. Весь внешний облик Валерия Леонтьева и его удивительная кошачья пластика явно подрывали устои советской, идеологически выверенной картины мира. Это было провокацией во многом и потому, что являлось калькой с образов западных исполнителей. Однако в содержании песен артиста модели мужского и женского поведения оставались вполне традиционными. Гиперпластичность и умопомрачительные костюмы были необходимы певцу скорее для того, чтобы выразить неординарность своей творческой натуры, «взлететь дельтапланом» над остальной громоздкой и чинной советской эстрадой. Леонтьев, безусловно, играл с мерой дозволенного, но прекрасно осознавал это и не пытался ее опровергнуть или изменить.