Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е

Режиссеры музыкальных клипов редко выбирали в качестве локации по-настоящему неприглядную, отталкивающую среду — вероятно, работал фактор компенсации: слишком неприглядной для большинства людей была сама реальность. Тем не менее в потоке видеоклипов девяностых можно выделить отдельный вид локаций, связанных с депрессивной индустриальной средой. Начинается она с фиксации жизни городских окраин — однотипные многоэтажки, голая местность и бесцельно слоняющиеся герои («Технология» — «Странные танцы», «Сплин» — «Орбит без сахара»). До определенного момента никакой романтики в такой фактуре серых будней не прослеживалось, однако на излете девяностых она начинает появляться. Например, в клипе на песню «Беспризорник» группы Hi-Fi создается антураж квазиамериканских городских трущоб, в которых «отрываются» современные подростки. Подвал условного промышленного здания превращается в место модной тусовки: нависающие массивные трубы, капающая с них вода и лужи, вечная полутьма, освещаемая кострами в железных бочках, и толпа самозабвенно танцующих тинейджеров. Индустриальный пейзаж начинает переосмысляться как вполне уютное и привлекательное место для своих.

Следующей стадией символического «обживания» депрессивных зон становится поэтизация заводских руин. В клипе Линды на песню «Ворона» (реж. А. Петросян) фигурирует заброшенный завод с массивными трубами, ржавыми лестницами, балками и перекрытиями. На их фоне фланируют люди-мумии; на решетке, засыпанной песком, сменяют друг друга магические знаки, а поверх всего этого периодически проплывает гигантская рыба. Схожие, пусть и менее смелые визуальные средства использует в клипе на песню «Ворон» группа Hi-Fi. В обоих случаях заведомо отталкивающее пространство и ворох странных объектов утверждают инаковость героев, их уникальность, эксцентричность, невписываемость в традиционную среду и общество. Исходная удручающая среда художественно переосмысливается, превращается в эффектный антураж, максимально удаленный от действительности.

Гораздо более правдиво выглядит неуютная среда, складывающаяся из противопоставления городской суеты и замкнутого пространства, в которое помещаются герои. В клипе Николая Носкова на песню «Я тебя люблю» (реж. А. Петросян) кадры мегаполиса перемежаются с историей сумасшествия героя. Он находится в абстрактной комнате, обитой противоударными матами и заполненной атрибутами больницы (капельница, столик с лекарствами). Мужчина периодически то лежит на каталке в позе ребенка, то ударяет молотом по стенам, то разбивает о стол бутылки, явно находясь в измененном состоянии сознания. Городская суета оказывается созвучной рою мыслей в голове героя, а теснота окружающего пространства — ощущению безысходности. Схожее противопоставление «бегущего» города и запертого в четырех стенах героя встречается в клипе Земфиры на песню «Ариведерчи» (реж. А. Солоха). В обоих примерах совмещение этих двух локаций создает эффект дискомфорта, который работает не столько на визуальном, сколько на метафорическом уровне: на героя давят, с одной стороны, сверхскорости мегаполиса, а с другой — навязчивость собственных мыслей.

Столь разноплановое прочтение индустриально-городской среды, кажется, отражает содержательную амбивалентность самой эпохи девяностых. Удручающее окружающее пространство, поданное без прикрас и эстетического переосмысления, напрямую соотносится с реальностью того времени. Но подобный подход совершенно противоречит идее притягательного стиля жизни, упакованного в красивую, блестящую картинку, что для клиповой индустрии девяностых было главным и непреложным принципом существования. Поэтому параллельно с прямолинейной фиксацией разрухи появляются клипы, в которых эта разруха становится предметом любования и даже культа. Такое переосмысление «родного пепелища» ведется по технологиям западной массовой культуры, но заставляет по-другому взглянуть на собственный окружающий пейзаж, увидеть в нем незапланированное обаяние и отчасти примириться с действительностью. Реальность, которая в социально-политической плоскости стыдливо замалчивается (унылые городские окраины, закрывающиеся заводы и разваливающаяся вместе с ними тяжелая промышленность), новая поп-музыка превращает в арт-объект, придавая ей новую символическую ценность: кто знает, возможно, современная российская джентрификация отчасти есть следствие этой нехитрой романтизации.

Осколочный миф