Песни падающих звёзд

— Нет его, Тома! — отрезала шаманка. — Мы с тобой всё перепробовали: и дух вызвать, и из глины самим вылепить. Даже янис, и тот в себя не принял, — Энсой покосилась на клетку, но тут же отвела взгляд. — И отвар мой не помог, зря разлила его только. Нельзя из воздуха человека воссоздать. Тебе жить нужно. Самой. И живых любить, а не душу маять.

Тамара глубоко вздохнула, глотая застрявший в горле комок. Потом медленно выдохнула, собираясь с силами. И решилась.

— Лиши меня чувств. Раз не суждено быть с ним, а с другими я и сама не хочу. Пусть хотя бы сердце не болит.

Энсой отпрянула.

— Тебе отчаянье затуманило разум. Не ведаешь, что говоришь! Ни жалости, ни сострадания, ни доброты, — ничего в тебе не останется! Пустошь, холодными ветрами обдуваемая.

— Ну и пусть! Зато я жить начну. Нормально.

— Без чувств ты ходячим мертвецом станешь. Мне такое неподвластно. И духам тоже.

Тамара заплакала.

— Тогда забери сердце вовсе. Не могу больше.

— Добровольно отдаёшь? — Нойда встряхнулась, будто попала под дождь, и поправила сползшую с плеч шаль.

— Отдаю.

Внезапно потянувшись к груди Тамары, туда, где сияли начерченные символы, Энсой, с силой протолкнув сквозь них руку, вытащила пульсирующий кусок плоти.

— Это? Это ты мне предлагаешь забрать?

Тамара, раскрыв рот в немом крике, не сводила глаз с покоящегося на ладони комка.

— Смотри. Смотри, не отворачиваясь. Принимай то, что своими руками натворила, глупая! Просила же, предупреждала! Уберечь хотела, даже себе во вред. Не тому ты подарила его — не по силам любовь оказалась! Вот, почему не помогает моё ведовство. Вот, почему ты до мяса дерёшь грудь. Смотри, Тома, смотри на то, что духам известно! — Энсой чуть сжала комок, и из него потекла чёрная слизь. Такая же, какой она поила Тамару в прошлом году из чайника. — Не прошла испытание. Не достойна оказалась. И тем, что так легко расстаться готова, окончательно отравила, вот оно и сгнило.

Тамара задыхалась. Лёгкие горели, живот сводило судорогой, а в грудной клетке словно разливалась лава.

— Это ты ему дарить собралась? — зло крикнула Энсой, вскакивая с места, и в такт её движениям по палатке пронёсся ветер, вороша сено. — Это — цена твоей любви? Нет, Тома. Ты любить не умеешь, — нойда сжала руку в кулак, раздавливая остатки сердца, и Тамара упала набок, неловко поджав под себя руку.

Нойда судорожно вздохнула. Переступив неподвижное тело Тамары, она приблизилась к клетке и, сев на корточки, ласково посмотрела на зайца.

— Я всё сделала, как и сказали духи. Всё, лишь бы мы вместе были. Как увидела тебя, к ней привязанного, так и поняла: только добровольно отданное сердце сможет истинный облик освободить. Но у неё плохое сердце, слабое. А у меня крепкое, молодое. Здоровое. Оно выдержит. Только явись ко мне. Пожалуйста, явись, не мучай. Хочешь, погадаем, что нас ждёт с тобой? — Энсой указала на распластанное тело женщины. — Я так ещё не делала, но знаю, что видения ярче будут, точнее. Правдивей. Давай?

Повторяя последнюю фразу как мантру, нойда принялась раскачиваться на одном месте.

Заяц замер, и глаза его подёрнулись плёнкой, — как бывало, когда вселившееся в него существо захватывало разум. Существо знало: чтобы обрести тело, — живое, настоящее, способное перешагнуть границу этого мира, — двух сердец мало. Но с помощью нойды можно заполучить больше.

Ведь у них есть целая ярмарка чистых, невинных сердец. Стоит лишь показать то, что они желают увидеть. В чём нуждаются. О чём мечтают. Помахать, как разноцветным флажком. Приманить. И тогда они позволят пустить корни.

Но сначала надо сделать так, чтобы нойда не перестала доверять.

— Давай.

Омут

Тихонько скрипнула дверь, когда Камилла, медленно приоткрыв её, скользнула внутрь дома. В комнате напротив раздавались приглушённые голоса.

Остановившись возле большого зеркала, висевшего в прихожей, Камилла рваными движениями поправила влажные волосы, стянутые в хвост, а затем распустила их вовсе. В нерешительности потопталась возле входа в комнату, глубоко вздохнула, чуть не закашлявшись при этом, и постучалась.

Послышался вскрик, за ним — звон разбитого стекла. Кто-то громко выругался и распахнул дверь.

— Чего пугаешь? — проворчала Алёна, прислоняясь к косяку плечом.

— Я… Не хотела.

— Проходи, открыто ж всё. Чего так долго?

— Это Ками? — уточнила Зоя, собирая с пола осколки в скрученный кульком лист бумаги.

— Она.

— Наконец-то! — Дарина выпустила струйку дыма, и, потушив сигарету в

стоящем на подоконнике цветочном горшке, захлопнула форточку. — Двенадцать почти, ты где бродишь?

— Задержали, — коротко ответила Камилла и присела на краешек кресла.

Дарина быстрым шагом пересекла комнату. Достав с верхней полки серванта четвёртый хрустальный бокал, она поставила его на низкий деревянный столик. Алёна протянула ей открытую бутылку шампанского, и девушка разлила остатки по бокалам.

— Ну что? — Взяв свой, Дарина отсалютовала подругам. — Готовы? Сегодня отличная ночь, чтобы заглянуть за границы мира.

Алёна закатила глаза:

— Опять? Что ж вам в настоящем-то не живётся всё? Да и вообще, разве гадают на Хэллоуин? Это ж не Святки!