Песни падающих звёзд

Его товарищи, прячущиеся в кустах неподалёку, повторяли в полиции одну и ту же версию: я посмотрел на парня, и тот исчез. Просто испарился, не оставив следов. Повторяли они это шёпотом, испуганно поглядывая в мою сторону.

Им, конечно, не верили. Но я признался. Следователь не день и не два опрашивал меня. Поднял все документы, все дела прошлых лет, но никаких доказательств моей причастности не нашёл. А может, и не особо искал.

И тогда я решился: поведал о своём проклятии, в надежде, что окажусь в пожизненной изоляции. Но суд признал меня невиновным и лишь обязал к посещению психиатра. Будто бы это могло кого-то спасти.

Поймав недоуменный взгляд стоящего неподалёку мужичка, я поспешно одёрнул рукав и вышел на ближайшей остановке. Сев на скамейку, я невидяще уставился вдаль, с печалью осознавая, что больше не чувствую успокоения от ожогов. Ничто уже не могло хоть немного усмирить мой гнев.

Я снова почувствовал тошноту: было противно от одной мысли о собственной беспомощности. В тот момент концентрация ненависти достигла своего предела. И мне не оставалось ничего, как, собравшись с последними силами, зажмуриться.

С надеждой и сожалением я подумал, что через мгновение окажусь в совершенно пустом мире. Что ничего не окажется вокруг: ни животных, ни птиц, ни людей. Все они исчезнут из-за приступа неконтролируемой ярости. Как исчезли другие.

Но когда открыл глаза, то увидел, что всё осталось на своих местах. Ничего не изменилось. И только тогда я всё осознал и рассмеялся в голос, не опасаясь быть не понятым. Ведь больше, чем весь мир, я ненавидел только себя.

От громкого смеха стая птиц испуганно сорвалась с насиженных мест на дереве, я обратил внимание на присевшего рядом человека. Это была молодая женщина. Улыбающаяся, счастливая и очень красивая. Моя мама. С виду она была одного возраста со мной, но одежда казалась вполне современной.

Замерев в нерешительности, я просто наблюдал за ней. Пока она, печально улыбнувшись, не заговорила первой:

— Сынок… Это ты? Правда ты? Я так скучала…

— Мам… — я с трудом разлепил губы и, вздрогнув от внезапного порыва ветра, протянул руку. Мне казалось, что я не смогу дотронуться — рука пройдёт сквозь призрака. Но вместо этого я почувствовал мягкость кожи и тепло тела. Мама была живой.

Осторожно обняв меня за плечи, мама еле слышно прошептала:

— Мне жаль, мне так жаль, что я вела себя как сука. Я слишком часто сравнивала других с тобой. Слишком часто была несправедлива. И забывала, что не должна пытаться исполнить свои мечты через тебя. Ты ни в чём, ни в чём не виноват, сынок, просто знай это, — она заплакала и, ослабив объятья, чуть отодвинулась.

— Скажи… — я запнулся и схватил маму за руки, боясь, что она снова исчезнет. — Почему ты здесь? Ты выглядишь чуть старше меня… Как это возможно?

— Милый, — мама снова тепло улыбнулась и сжала в ответ мои ладони, — только сейчас я могу делать то, что захочу, не прилагая никаких усилий. И я здесь, потому что мне это нужно. Но главное — тебе это нужно. Ведь нас всегда окружают только те люди, в чьём присутствии мы действительно нуждаемся, даже если не подозреваем об этом.

— Прости меня, — пробормотал я и, уже не сдерживаясь, тоже заплакал. — Я не хотел… Я не мог. Я устал.

— Я подарила тебе твоё имя. «Марк». Знаешь, как оно переводится? «Молот». Знала, что ты станешь сильным и крепким, разбивающим любые преграды на своём пути. Молот не может стоять без дела — он создан, чтобы разрушать. Что ты и делал, как умел, не получая родительских советов. Я не смогла стать тебе той матерью, которую ты заслуживаешь. Не смогла защитить в тот момент, когда ты в этом нуждался. — Она поправила мне волосы, зачесала их, а затем погладила по лицу. — И уже не смогу этого исправить. Но я очень хочу попробовать стать тебе другом. Который поможет и поддержит, что бы не случилось. Ты дашь мне хоть один шанс? Позволишь помочь?

Заметив мою растерянность, мама отвернулась и, чуть помедлив, показала зажатый в руке предмет. Я замер, не веря своим глазам, и не решаясь дотронуться до него. Первый раз в жизни мне удалось почувствовать абсолютное спокойствие. Первый раз в жизни я был счастлив.

Ветер подхватил с грязного мокрого асфальта газетный листок. Закружил его в танце, растрепал, а после беспощадно бросил на стекло трамвайной остановки. На ней никого не было, не считая лежавшей на сидении детской игрушки в виде робота-трансформера.

Ярмарка сердец

Шагая промеж аляпистых, украшенных тканями и рукописными вывесками палаток, утыканных на улице так плотно, что они казались частями огромного лабиринта, высокая темноволосая женщина с надеждой заглядывала в каждую. И чем дальше она продвигалась, тем тусклее становился её взгляд. Нужной палатки — той самой, с закреплёнными по бокам и покачивающимися от ветра колокольчиками, — не было.

Как не было и знакомой фигуры, укутанной в ярко-синюю шаль с мелким узором. Именно её Тамара и искала — нойду по имени Энсой, всегда приезжающую на городскую ярмарку в честь Дня города, под самый конец октября.