Песни падающих звёзд

— Не, я не готова, — подумав, отрезала Дарина. — Прости, Кам, но давай лучше тебе реального мужика найдём? Чтоб пощупать можно было. А не это видение, — она передёрнулась, — которое словно из фильма ужасов вышло.

— Я искала его. Тосковала. Дышать не могла. И нашла. Только не запомнила. — Камилла низко опустила голову. А когда подняла обратно, все заметили, что изо рта у неё толчками выплёскивается вода.

Стекая по подбородку, собирается на полу мутной лужицей.

От увиденного Алёна взвизгнула, и тут же завалилась на бок. Глаза у неё закатались. Дарина задержала дыхание, боясь даже шевельнуться, и лишь крепче прижала к груди пустой бокал. Зоя застыла. Губы у неё задрожали, а лоб покрылся испариной.

Камилла же, казалось, не замечала испуга подруг:

— Почти до вас дошла. Хотела срезать у реки, где омут. Увидела, что следом идёт. Обрадовалась. Не поверила. Собралась обернуться. Думала, что сам отыскал. Привела его ниточка от сердца. Суждено нам с ним вместе быть, зеркала врать не могут. А он… Он меня догнал. Но лица своего не открыл. И имя не сказал. Схватил за шею, ударил. Я не закричала. Испугалась. Не того, что сделать сможет, а что не узнал меня. Он повалил на землю, куртку порвал. Я пыталась ему сказать. Не слушал. Только бил и… — она запнулась, и продолжила уже свистящим шёпотом: — А после сбросил в реку. Я ногти сорвала. Но меня утянуло. Там много кто был уже. Одноклассница твоя тоже. Никому не выбраться живым оттуда. И я не смогла.

Камилла замолчала, уставившись в окно. Только сейчас подруги заметили, что кожа её чересчур бледная, покрытая синеватыми прожилками, а в волосах запутались водоросли. На пальцах левой руки не хватало ногтей, и запёкшаяся корка крови походила в тусклом свете лампы на панцирь.

Первой заплакала Зоя. Дарина же сжала бокал так, что он покрылся сеткой трещин, а отвалившаяся ножка со звоном ударилась о подоконник.

Дарина быстро смахнула с лица слёзы, не отводя взгляд от подруги:

— Твою мать… Вот же… Ками, ты теперь… Русалка. Или мавка! — Дарина пихнула ногой Зою в плечо. — Зойка, кто она?

— Не знаю…

— Как не знаешь? Ты спец по всей этой нечисти! Прости, Кам, я не то хотела… Чёрт возьми, Зоя?

Зоя всхлипнула:

— Не знаю! Мавками… Дай вспомнить… Мавками дети обычно становятся. В книгах так пишут. А Ками, значит… Господи… Значит, раз утопленница… Кто же… Да, русалка, получается. Но не эта, как у Андерсона, а наша, речная… Господи, да как же так, что же делать…

Дарина недобро улыбнулась:

— Не боись, подруга. Эта мразь поплатится. И за тебя, и за Светика. За всех. Ещё хочешь его в суженые?

— Хочу, — бесцветным голосом отозвалась Камилла. Глаза у неё подёрнулись плёнкой. — Нас судьба свела. Не могу без него.

— Будет он твоим. Навечно. Девки, вставайте. Вставайте, говорю! — Дарина слезла и растолкала Алёну, с трудом приходившую в сознание. — Давай, шевелись, дело есть. Да что ты орёшь дурниной? Это же Ками, наша Ками! Мы её втянули! Мы погадать изначально предложили!

— Ты всерьёз задумала? — ахнула Зоя. — Среди нас силачек нет… Не справимся с мужчиной. Полиция не поймала, куда уж нам!

— Фигня. Силачек, может, и нет, зато русалка есть. Теперь надо найти его. Только не в зеркальном коридоре, а в жизни. Где он, говоришь, поджидает, гад? Возле омута? Ну, туда и направимся. На живца попробуем. — Дарина со злостью отшвырнула бокал в сторону. — А как найдем — поженим с Ками, хоть живым, хоть мёртвым. В реке места много.

Один глоток вечности

Максим сидел на полу и, периодически отпивая виски прямо из бутылки, рассматривал старые фотографии. Люди на них задорно улыбались, обнимали близких, шутливо позировали или кривлялись. Там, на тех фотографиях они жили.

В кармане завибрировал телефон. Максим не глядя сбросил звонок и снова потянулся за бутылкой, намереваясь напиться и, как обычно, уснуть с надеждой. С надеждой, что утро для него, наконец, не наступит.

Но звонивший был настырен. На пятом разу Максим сдался и взял трубку:

— Тебя не волнует, что я не хочу разговаривать?

— Совершенно, — заверил мужчина на том конце провода. — Ты как?

— Точно так же, как каждый раз в годовщину смерти нашей семьи, — огрызнулся Максим и сделал из бутылки глоток. — Пытаюсь упиться до чёртиков.

— Перестань винить себя, — тихо произнёс звонивший. — Прошло столько лет…

— Вот именно! За столько лет я должен был уже умереть и встретиться с родными! Хоть какими-то! — Со всей силы бросив бутылку в стену, Максим встал с пола и, нарочно наступая на осколки, вышел из комнаты. — И попросить у них прощения. Но этого не происходит, как бы не старался. Сколько бы попыток уйти не предпринимал.

— Я заеду сегодня.

— Не надо, — перебил собеседника Максим. — Я в порядке. Просто нужно спустить пар.

От босых ног на ковре оставались следы крови, с каждым шагом мужчины становясь всё бледнее. Раны почти мгновенно затягивались, оставляя только боль. Но этой боли Максим радовался — она служила наказанием. И напоминала ему о случившемся.

* * *