Песни падающих звёзд

— За что? За что ты так? Ладно родители — они и поженились-то, потому что мама забеременела. Не хотели общих детей, у мамы уже Даша была от прошлого брака. Из-за этого ненавидели меня. Из-за этого и подыхают сейчас на кухне. Я стекло размельчила и в тесто замешала. Но ты? Мой лучший друг! Я думала, что нравлюсь тебе, думала… — Маша, не договорив, обречённо махнула рукой.

— Дура, дура! Я отцу расскажу! Тогда и посмотрим, что с тобой сделают! — захлёбываясь слезами, верещал Ванька, и с ненавистью глянул на девочку.

Маша пожала плечами, утирая рукавом нос.

— Да без разницы. Знаешь, что я выбрала? «Бездну». Теперь могу, если захочу, хоть полдвора перебить. И ничего мне за это не будет.

— Будет, — пообещал Ваня, крепко прижимая лоскуты кожи и размазывая по лицу кровь. Голос его окреп. — Пусть не сейчас. Так в тридцать пять за тобой придут. Если до этого кто самосуд не устроит. — Мальчик стиснул зубы от боли, тяжело дыша. — Мой отец, например.

Маша рассмеялась, поднимаясь на ноги:

— Столько ждать не могу. Помнишь, я к врачу отпрашивалась с уроков, потому что голова сильно болела? У меня, знаешь, что нашли? Опухоль мозга. И она растёт. Оперировать нельзя — крупный сосуд через неё проходит. Врач сказал, если я до Нового года доживу — уже хорошо. Но мне и этого хватит. Спасибо за подсказку про отца, Вань. Теперь я знаю, куда идти после вечеринки.

Ванька успел лишь прикрыться, когда Маша, перехватив нож обеими руками, занесла его над головой.

С деревьев сорвалась стая птиц, испуганная диким криком. В окнах домов зажёгся свет. Люди выглядывали из-за штор, пытаясь найти источник звука, и тут же прятались, лишь завидя распластанную на земле фигуру.

Расправив плечи, Маша перешагнула тело и, добравшись до близстоящего дома, скрылась в тёмном проёме арки, которая поглотила её, словно бездна.

С неба посыпался первый снег.

Не один

Паша снял зубами перчатку и, выудив из внутреннего кармана телефон, сверился с картой. До конца маршрута оставалось минут десять, если срезать через дворы. А до конца зарядки — около трёх.

Раздался звонок.

Паша вынул изо рта перчатку и, перед тем как ответить, раздражённо вздохнул.

— Кир, что-то срочное? Сейчас телефон сдохнет!

— Ну и где ты там?

— Да иду я! Перед парком уже.

— Так быстрее иди!

— Каким образом, взлететь что ли, — буркнул Паша, перешагивая невысокий заборчик, разделяющий двор от проезжей части.

— Ногами, дружище, ногами!

— Короче! Чё хотел?

— Сигарет купил?

— Купил! Все магазины закрыты уже, мне пришлось полрайона оббежать!

На фоне раздался громкий девичий смех. Наверное, Паша тоже посмеялся бы сейчас с удовольствием, потягивая виски в уютном кресле. А после бы наложил в тарелку салат и, откупорив шампанское, разлил по бокалам кокетливо поглядывающим девчонкам. Но всё это — там, где-то в десяти минутах ходьбы. А Паша — здесь, на морозе, среди припорошенных снегом машин, безлюдных тёмных дворов и неба, усыпанного горстями звёзд.

— Ладно, давай, ждём. Набери, как около дома будешь.

— Да мне до дома этого добраться бы! Зарядки осталось мало. — Паша с раздражением пнул кусочек льда, и тот, отскочив от бордюра, приземлился рядом с урной.

Но Кирилл уже не слушал, вполголоса отвечая кому-то, что бенгальские огни и шторы — не самое лучшее сочетание, и сбросил вызов, не прощаясь.

«Бенгальские огни и шторы — как селёдка с молоком, — подумал Паша, с тревогой косясь на узкую красную полоску в правом углу экрана. — Как кошка с собакой. Как Давид и Голиаф. Как я и люди».

Но обещание, данное одногруппнику Кириллу, — что Паша будет отмечать Новый год со старыми друзьями, — перевесило нелюбовь к шумным вечерам.

Телефон, мигнув напоследок логотипом, окончательно погас.

— Блин! Ну, твою мать! Что ж за невезуха такая…

Паша потряс его, безостановочно зажимая кнопку включения. Затем спрятал бесполезный аппарат в нагрудный карман, надеясь отогреть.

Впереди замаячила тропка между двумя домами, уходящая в глубину небольшого парка. В темноте последней декабрьской ночи, готовой к мириадам салютных огней, парк выглядел жутко. Скелеты деревьев тянули свои костлявые руки вниз, будто пытаясь ухватить за плечи одиноких путников; скамейки без спинок по бокам дорожек, утопающие в снегу почти по сиденья, походили на гробы.

— Так, спокойно, брат, — еле слышно шепнул себе Паша. — Как там было на навигаторе… За воротами прямо, первый поворот направо, дойти до памятника Чехову и сразу же взять левее. А там выход к остановке, через дорогу от которой и нужный дом. Всё просто, как два пальца обоссать.

Подбадривая себя и бурча под нос надоевшую до оскомины новогоднюю песенку, Паша миновал вход и зашагал по дороге. Парк отозвался на скрип снега от шагов, зашумел кронами. На секунду Паше показалось, что деревья, качаясь от ветра, кричат. Он испуганно замер, прислушиваясь. Нет, это не деревья. Звук был реальным, пронизанным болью. Кто-то действительно тоненько визжал. Ему вторила пара других голосов — громких, с отчётливо сквозившим в них весельем.