Песни падающих звёзд

«Собака, что ли? Не разобрать. На хер вы выперлись на улицу-то, а? Сидели б дома, шампанское пили и мандаринами закусывали, — с нарастающим раздражением подумал Паша. Мороз и ожидание тёплой квартиры требовали ускорить шаг, не сходя с намеченного пути. Совесть же, каждый раз вздрагивающая от очередного визга, гнала на бессловесную мольбу о помощи.

«Ох, пожалеешь, брат, нутром чую — вступишь в говно по самые яйца».

Проиграв бой, Паша последовал на звук. Ноги вязли в снегу, затрудняя движения, носки промокли насквозь. Пальцы онемели — Паша похлопал себя по карманам, пытаясь нащупать перчатки, и не нашёл их. Возвращаться же, впотьмах пытаясь разглядеть чёрную ткань, показалось глупым, и Паша вздохнул, смиряясь с потерей.

Звук стал ближе и отчётливей — теперь Паша различил мальчишеские голоса. И скулёж, несомненно, принадлежавший животному.

На небольшой поляне, надёжно укрытой от посторонних глаз елями, сидели три пацанёнка лет пятнадцати. Один из них держал за загривок маленького чёрного пса, пытавшегося выкрутиться из захвата.

— Давай, Жека, он ща мне руку сломает! — сплюнул на землю мальчик в красной шапке, и пнул пса по рёбрам. Тот снова завизжал, завертел головой в попытках укусить обидчика.

— Заткнись, не мешай! Держи лучше крепче, а то вырвется.

— Да я и держу! Мелкий, но сильный какой, так и не скажешь, что бродячий!

— Во, горит, горит, Юрец, оборачивай!

Паша не сразу разглядел, что происходит, а как понял — обомлел. Пацаны засунули в пасть пса зажжённую петарду, и тот, которого назвали Юрцом, мгновенно замотал вокруг скотч, не позволяя псу выплюнуть снаряд.

— Вы чего делаете, твари! — Паша бросился вперёд, в долю секунды оказываясь возле подростков, и с силой пнул ближайшего под задницу. Пацан повалился, зарываясь лицом в снег, и два других испуганно воззрились на Пашу. Он не стал медлить — схватил одного за рукав, крутанул по оси и отпустил, отправляя в сугроб. — Суки, он же живой, ему больно! А ну стой, паскуда!

Последний из мальчишек, бросив друзей, рванул в сторону дорожки. Больше ждать времени не было. Пёс попытался убежать, но Паша в один прыжок оказался рядом и, зажав бедолагу между коленей, подцепил край липкой ленты. Замёрзшие пальцы не слушались, и дважды соскальзывали, лишь царапая ногтями собачий нос.

— Блядь! Потерпи, мой хороший, ещё чуть-чуть…

Паша смог ухватиться и потянул скотч на себя, но пёс дёргался, глухо скулил.

Казалось, что время остановилось. Последний моток, вырвавший клок шерсти, вызвал ликование. Паша выхватил петарду из пасти пса, вздыхая с облегчением, и в этот момент она взорвалась, оглушая, и усеяла окрестности искрами и прогорклым дымом.

Пёс взвизгнул, шарахаясь в сторону, и устремился в темноту вслед за скрывшимися пацанами.

Паша остался один. От боли в глазах потемнело, и он стиснул челюсти. Глаза заслезились, дым наполнил лёгкие, вызвав надсадный кашель. С руки свисали ошмётки кожи и мяса, а вместо двух пальцев торчали уродливые обрубки. Кровь залила рукав, окрасила тёмным снег.

— Вляпался, сука, как знал, — дрожащим голосом подметил Паша, разглядывая изувеченную кисть, и, не сдержавшись, истерически рассмеялся: — Вот теперь можно и обоссать.

Он не заметил, как тело повело в сторону. Холодный снег с готовностью облепил щёку, забился в нос.

В голове, в такт боли, пульсировали вялые обрывки мысли — единственное, на что хватило сил:

«Сдохну… Как дворовый пёс. И никто… Никто не вспомнит. Сам всех… оттолкнул. Сам решил, что… не нужны люди. А теперь… никто не станет… искать. Если выживу, Господи… Клянусь: всё… исправлю. Заведу… друзей. Помоги… Помоги только. А если не заслужил… То сжалься хоть… Направь кого… чтоб не одному тут… замёрзнуть…».

Дыхание замедлилось, воздух из лёгких выходил толчками. Сердце пропустило один удар, за ним второй. Тело стало невесомым, словно сотканным из снежинок.

«Чуть… чуть… Оста…лось чу…».

Паша чувствовал, что взлетает. За спиной выросли огромные крылья, разметали снег. Боль утихла, оставив вместо себя пустоту. Разноцветные всполохи окрасили небо, и на секунду стало светлее.

«Са…лют… — промелькнула догадка, и Паша дёрнул уголком губ. — В мою… честь».

Он был готов.

Но внезапно что-то изменилось. На грудь давило нечто мягкое, осязаемое. Прижимало обратно к земле. Не давало воспарить, оставив в прошлом страдания. Не позволило стать со снегом единым целым. Лишило исполинских крыльев, будто растопив их теплом. Заставило судорожно хватать ртом воздух, стонать от кусающего лицо мороза. Тело с трудом принимало прежнюю форму. В кисти снова запульсировала боль, возвращая сознание. Чья-то жизнь сплелась с Пашиной воедино, придала сил.

Паша глубоко вдохнул и попытался сфокусироваться. Заиндевевшие ресницы мешали обзору. Он не сразу понял, что именно не пускало его. А когда различил, то едва поверил: на груди у него, свернувшись калачиком, лежала небольшая чёрная тень.

Паша с благодарностью закрыл глаза, убаюканный свистом ветра. Начавшаяся метель укрывала их со спасённым псом, словно пуховым одеялом.