Песни падающих звёзд

— Оно хочет съесть меня, как… того? — Лида со страхом посмотрела на лежащие у входа кости торговца.

— Кого «того»? — Матвей заметил взгляд девочки и оглянулся. — А! Нет, конечно. Детей он не трогает. Врать не буду — взрослого запросто слопает. Но не со злости. Ты же курицу ешь? А рыбу? И никто на тебя с осуждением не смотрит. А ведь и курочка, и свинка, и барашки — тоже живые… Вот и люди для дрековака — пища. Просто он такой. Родился таким, тут ничего не поделаешь. Но мы его с ребятами человеческим качествам обучаем: сочувствию там, доброте, честности. А он нас — всяким рецептам древним, приметам, знакам тайным… Он умный, на самом деле. Глядишь, перестанет людей есть, на овощи и ягоды перейдёт. Когда-нибудь — точно.

— А зачем тогда меня п-похитил?

— Потому что должен был. Со стороны, может, кажется, что он тебя и именно похитил, — Матвей сделал акцент на последнем слове. — А на деле — спас.

Лида вытерла слёзы тыльной стороной ладони и нахмурилась:

— Ерунда какая-то. Не от кого меня спасать.

— Это ты сейчас так говоришь, — вздохнул Матвей. — А пройдёт время — и сама поймёшь… Знаешь, я тоже думал сперва, что он вор. Монстр. Чудовище. Безжалостный убийца. Только вот… Ты давно живёшь тут, в нашем районе?

Лида мотнула головой, и Матвей на секунду прикрыл глаза, окунаясь в воспоминания.

— У нас семья здесь одна из самых зажиточных считается. Отец — главный в деревне, мать в школе преподаёт географию. Сестра моя старшая в той же школе за первоклашками следит. Но у неё и выбора не было даже — отец подсуетился и определил рядышком. Всю жизнь за дочь уже распланировал. А вот два старших брата наших давным-давно уехали. Говорят, в столицу подались, в саму Москву. А знаешь, почему? Потому что отец нас лупит каждый раз, когда ему кажется, что мы ведём себя плохо. А «плохо» — это когда не так, как ему захотелось. Стул не задвинул — получи кулаком в ухо. Кусочек хлеба на пол упал — раскалённой кочергой в спину — н-на! Мама в синяках всегда ходила, а мы с Ванькой — и того хуже. И однажды Ванька пропал. Это я потом узнал, что он, в очередной раз от отца по голове получив, побежал, куда глаза глядят, и на пещеру набрёл, а в ней у костра и уснул. А тогда, как он вечером не появился, всех на уши подняли. Видишь эти следы? — Матвей задрал рубашку. Весь живот его был исполосован страшными рубцами. — Отец меня толкнул на угли. В наказание, что не уследил за братом. Я сознание тогда потерял… А ночью за мной пришёл дрековак. Разломал забор, загрыз двух сторожевых собак, выбил окно на втором этаже… Притащил, как тебя, сюда. — Мальчик обвёл взглядом свод пещеры. — И вылечил. Ему, правда, помогали Женька с Марусей… Но обучал-то их всему он: и как жар унять, и как рану промыть… Я в бреду полночи кричал, наверное, а потом уснул. Утром полегче стало, конечно, и я смог поделиться с ребятами своей бедой. А они со мной — своими. Женька рассказывал, что они между собой друг друга называют «голоса пещерных стен». Потому как чего только эти стены не слышали, но рассказать за них только мы можем…

Матвей замолчал. Поразмыслив над его словами, Лида недоверчиво нахмурилась:

— Врёшь ты всё. Разыграть меня захотели? Это потому, что я приезжая? Вы, деревенские, может, и верите в сказки, — девочка, успокоившись, села и горделиво вздёрнула подбородок. — А я всю жизнь в городе прожила.

Матвей хохотнул:

— «Всю жизнь» — это сколько, лет десять?

— Мне одиннадцать! — возмутилась Лида. — И я знаю, что не существует всяких чудищ. Дрековак ваш — не живой. Специально для детей выдуманный, чтобы те слушались!

— Даже если и выдуманный, — склонил голову Матвей, — с чего ты взяла, что он не может быть живым? А ещё знаешь, что? Его считают «вором детей». А ведь вокруг все воруют! Кто-то — вещи, кто-то — детей, а кто-то — детство. Так что я думаю, что детям дрековак помогает, а похищает лишь боль из их воспоминаний. Потому что я вот, к примеру, ничего хорошего в жизни не видел, и точно знаю это. Помню все свои мучения, будто вчера произошли! — мальчик ткнул пальцем в живот. — Но вот боли больше не чувствую. И ты со временем перестанешь.

— А я и не чувствовала её! — Лида выпрямилась, всем видом стараясь показать храбрость, но затравленный взгляд её говорил об обратном. — У меня семья — не как у вас! Меня любят!

— А почему из города в деревню отправили тогда?