Песни улетающих лун

— О-о-ся! О-оо-сяаа-аа-а…

Сорвав с плеча — чтоб не мешала — винтовку, Осип бросился в темноту, — туда, откуда, как ему показалось, слышался крик. За березами открылась его глазам небольшая прогалина, охваченная новой каймой кустов и деревьев.

— И-и-ркаа! (Ир-ка-ааа-аа-а…) Где ты!? (…де-эээ-тыы-ыыы-ыы-ы…)

— Оо-сяааа! (Оосяааа-ааа-аа-а…) Я здееесь! (…де-эээ-ээсь…)

Миновав прогалину, раздвигая руками ветви кустов, Осип снова нырнул в растерявшее свои листья лесное царство, такое теперь доступное — и свету звезд и уже воровато крадущемуся с востока утру…

За узкой сквозною стеной последних осин — просвет. Лес кончается, и в нескольких метрах от крайнего, похожего на задремавшего стражника дерева начинается спуск к реке. У реки, тихий и безутешный, слышится девичий плач.

— Ирка! — Осип подбежал к спуску; тяжело дыша, остановился.

Возле самой воды сидит спиной к Осипу незнакомая девушка. Фатой густого тумана накрыта река, а на девушке нет даже легкого платьица, и под призрачным лунным светом только длинные светлые пряди волос скрывают ее наготу.

Осип, завороженный, сделал пару шагов и тут только заметил, что незнакомка держит перед собой чью-то промокшую фотографию. Но и девушка уже успела его заметить; изображением вниз кинула фотографию на песок, белой прядью вытерла заплаканные глаза.

— Тебе что здесь надо, солдат?

Осип, борясь с великим смущением, ответил не сразу, зачем-то поправил на голове пилотку.

— Я ищу здесь свою невесту.

— Ирку, что ли?

— Ирку… — удивленно подтвердил Осип. — А ты откуда знаешь? Ты кто?

— Меня зовут Ужень, — только слегка повернув голову, ответила девушка. — Магорда называли меня Орлогой. Теперь уходи, не мешай мне.

Солдат уже успел разглядеть, как красива его странная собеседница и что на вид ей не больше семнадцати.

— Ужень? Так зовется эта река.

— Я богиня этой реки, — девушка, отвернувшись, задумчиво провела рукою по волосам. — А Ирку ты не ищи, ее давно уже нет.

— Давно уже нет… — машинально повторил Осип, еще не поняв до конца значения этих слов и чувствуя только, как на секунду сдвоило и словно бы провалилось куда-то сердце. — Значит, ее убили немцы?

— Какие еще немцы? Мохту и Прран ее погубили.

— А-аа… — протянул Осип, как будто зная, о ком идет речь. — Тогда я убью их.

На этот раз Ужень повернулась к нему всем телом, насмешливой обожгла улыбкой.

— Силенок не маловато будет? Да ты ведь и опоздал, солдатик. Тот, которого я любила, опередил тебя. Теперь они в царстве Дррох, где одни мертвые.

Сердце в груди солдата теперь билось ровно, но во рту стало горько и сухо. Блуждая взглядом, Осип заметил: на другой стороне реки чуть просветлели уже края неба, — над ними синим холодным знаком, отраженным в воде, горела утренняя звезда.

— А где тот, которого ты любила?

Он тут же пожалел о своем вопросе. Маленькие плечи девушки вздрогнули, как от удара, глаза опять налились слезами.

— Тебе это так интересно? — спросила она с издевкой. — Он тоже погиб… Я так просила Мохту и Пррана не трогать его! — Тут слезы потекли ручьями из ее глаз.

Осип, не зная, что делать дальше, присел на песок в нескольких шагах от нее, нервно побарабанил пальцами по расколотому прикладу винтовки.

— Ну, не плачь…

Продолжая всхлипывать, Ужень злобно проговорила:

— Все вы! Зачем вы пришли сюда? Кто вас сюда звал? Здесь мы всегда жили! Один был милый — и того убили!… — От нового приступа плача вздрогнули грудь и плечи.

После таких слов надо было вставать и уходить. Осип поднялся на ноги; отряхивая шинель, посмотрел уныло на своего черного двойника в реке… Он все-таки не удержался:

— Послушай, Ужень… а меня сегодня убьют?

И опять русалка отняла от колен заплаканное лицо. Недобрая, ведьминская улыбка змейкой побежала по ее тонким губам.

— Что, солдатик, боишься? — Она тоже встала с земли; распахнув для объятья руки, двинулась на него. — Боишься ведь? А ты не возвращайся на Волгу, со мной останься! Что, или не красивая я? Небось, покрасивее твоей Ирки. — Ужень подошла к солдату вплотную, обдала запахом влажных волос, женского тела. — Ну, поцелуй меня…

Осип, дрожа, вырвался из ее тонких, уже оплетенных вокруг его шеи рук; отпрыгнул назад, точно ужаленный.

— Сумасшедшая! — закричал он высоким, ломающимся голосом. — Ты… ты что говоришь?… Я выполняю свой долг!

Тогда Ужень, закрыв руками лицо, растирая по щекам слезы, принялась безудержно хохотать.

— Да ты совсем еще маленький, — проговорила она и больше уже ничего не могла сказать, задыхаясь от истеричного смеха.

Солдат, терзаясь нанесенной обидой, потоптался на месте; повернувшись, быстро зашагал прочь. За спиной он долго еще мог слышать безудержный и пугающий — и при этом все же чарующий — смех богини реки.

Десять или пятнадцать минут прошагал Осип, удаляясь от странной русалки. Смех ее уже не был слышен, и в предутренней тишине только листва робко шуршала под его сапогами да на поляне серая мышь-полевка выскочила из-под ноги с громким испуганным криком… Все медленней и неохотней становились шаги солдата, все нерешительней раздвигал он мешавшие ему ветви.