Песни в пустоту

Алексей Тегин

“Зеленый слоник” там был за два дня снят. Спустились вниз, а там эти теплоцентральные трубы. Шинель где-то на помойке тут же нашли – они там кругом были. Там же нашли тарелку, в которую насрали, все реально. Ну и какую-то лампу подвесили. Володя тут же, под боком. И обошлось это в стоимость, я думаю, ровно той бутылки вина с закуской, которую все выпили потом. То есть ни-че-го не было вложено. Слава богу. И снималось это ни для кого, вот что важно. Света Баскова это делала, потому что ей нравилось. Там актеры даже не репетировали, потому что, будучи в этом подвале, такие диалоги – это естественно. Они не спровоцированы каким-то “я вот вам сейчас покажу”. Я не видел сценарий, но, по-моему, там полная отсебятина была, что и хорошо.

Борис “Тревожный” Акимов

Как-то мы пришли к Епифанцеву. У него то ли в этот день вообще ничего не было, то ли слишком рано зашли – не помню. И выходит к нам Володя, по пояс голый… А у него была большая комната, метров сорок, наверное, и в ней среди прочего были всякие штанги и так далее. И, значит, Володя ходит там по пояс голый, накачанный. Вдруг открывается дверь с другой стороны зала, и оттуда выходит еще человек десять качков. Я думаю: “Пиздец, что это?” Оказывается, какое-то сборище культуристов было там же, в этом сквоте. И эти качки вместе с Епифанцевым начинают заниматься: “Давай! Штангу! Жми!” Я смотрел минут пятнадцать. Это офигенно выглядело. Понимаешь: творится какое-то авангардное безумие, и тут же качаются с огромным рвением какие-то качки. Потом Епифанцев проходит из этой комнаты в зал и точно так же по пояс голый, только уже с рогами на голове, начинает что-то орать и рычать, репетировать. Мне тогда было жутко интересно: что эти качки про него думают? Он выходит в зал, орет что-то с рогами на голове. Потом возвращается к ним: “Давай! Штангу! Давай! Жми!”

Алексей Тегин

Постольку поскольку все громко там было, а рядом Кремль, Москва-река, и мы били в барабан двухметровый, который, собственно, разносился во все тяжкие, потому что мы его на улицу еще вытаскивали. На многие километры по воде… В общем, мы доигрались до того, что к нам пришли автоматчики. У нас была репетиция, и пришли три человека с “калашниковыми”: мол, что здесь происходит? Это, наверное, притон наркоманов? Я говорю – нет, мы сейчас будем петь, играть. Если хотите, заходите, посидите, послушайте, отдохнете. Они просидели весь концерт и ушли, забыв автоматы там. Я за ними бежал – пацаны, стрелялки свои возьмите. То есть это производило впечатление.

Филипп Козенюк

У Епифанцева на “Фабрике” был концерт, там был какой-то эмбиент, потом я на противне пожарил мясо. А до этого на противне мы играли, он звучал хорошо. Потом этот противень мы через публику пустили, народ мясо покушал, вкусно было, а потом я это мясо выблевал. Аплодисменты были: публика на “Фабрику” ходила врубающаяся. А вот в каком-то клубе на “Павелецкой”, не вспомню уже названия, мы на концерте тоже пожарили мясо, а потом стали раскидывать его по залу. Народ от этого нормально так прихуел. Сейчас бы я ничем таким не стал заниматься.

* * *

“Собаки Табака” были больше чем музыкальной группой – по сути, это была своего рода творческая лаборатория, художественная ячейка, воплощавшая в жизнь идеи Роберта Остролуцкого и его соратников в адекватной этим идеям форме. Уже сами концерты “Собак” сильно напоминали театр (правда, театр крайне специфический, реальный и жесткий) – и неудивительно, что в итоге группа пришла к постановке полноценного спектакля. Правда, спектакль этот тоже был крайне специфический. Постановка “Фауст” увидела свет именно на епифанцевской фабрике, и музыка в ней фигурировала только как одна, далеко не самая яркая составляющая злостного полумистического зрелища (впрочем, музыка – единственное, что от спектакля осталось: в 2007-м она была издана на диске как альбом “Собак Табака” под названием “Тень света”).

Роберт Остролуцкий

Спектакль “Фауст” был поставлен в 98-м году под воздействием той музыки и поэзии, которая была придумана “Собаками”, злобной и страшной. На сцене: Фауст – Ф. Козенюк, Мефисто – Р. Остролуцкий, Вагнер – В. Билошицкий, Гретхен – О. Инбер. Главным действием спектакля был забор крови из вены Ф. Козенюка Р. Остролуцким и выплескивание ее в лицо В. Билошицкому. Нужно отметить, что сие безобидное действие возымело странный эффект на некоторых дам, которых впоследствии выносили из зала без сознания.

Владимир Епифанцев