Песни выбрали меня

Я руку в карман, а там – пусто. И так мне обидно стало – до слез, что «куриный бог» меня спас, а карточки – нет.

А вскоре продуктовые карточки в 47-м году совсем отменили.

 

* * *

 

Тогда же, осенью 47-го, когда зарядили затяжные дожди, на семейном совете решили, что нечего маяться мне в городе, и отправили меня вместе с дедом к нему в село Низы. Старшая сестра Юля осталась в Москве, ей нужно было в школу, а я на два года сменил свое место жительства и переехал в живописные, привольные места.

Оказалось, что в пять с половиной лет всё, что нужно, так это раздолье. Петляющая в зарослях речка, леса, поля, да еще сад, где клубника величиной с теннисный мячик и помидоры такие, что слаще любой ягоды.

 

* * *

 

Вспоминаю хату-мазанку, куда привез меня дед и где мы с ним жили почти два года. Ее невероятную белизну, скрип деревянных полов в хате и холодный глинобитный пол в сенях, приятно остужающий ступни после беготни. Как только земля чуть прогревалась, любая обувь отправлялась под крыльцо и не надевалась уже до самой осени.

Все дни я пропадал в саду. Густая тень от пышных яблонь скрывала старенькую лавочку, которую дед каждой весной шкурил и красил. Вечерами он любил на ней отдохнуть, почитать. Часто и меня уже под вечер ноги еле держали, поэтому я уютно устраивался к нему под бок.

– Деда, почитай мне, а?

– Да у меня и книг-то детских нет. Хотя погляди в хате, может, и сыщешь что.

Долго я перебирал книги, которые все почти были мне непонятны. Только одну я сейчас вспоминаю, которая вызвала мое жгучее любопытство, с ней я к деду и вернулся.

– Ого! – присвистнул он. – Ничего себе улов!

А принес я ему описание жизни легендарного имама Шамиля, при котором произошло окончательно присоединение Чечни к России. Эта книга с победами и поражениями, с рассказами о жизни сильного, неординарного человека была прочитана нами несколько раз. Наверное, как и любого мальчишку, меня больше всего интересовали подвиги и приключения.

 

* * *

 

Как мы с дедом пели! Все соседушки сбегались. Любимым нашим номером была чрезвычайно популярная песня на стихи Николая Языкова «Моряки». Сильная, балладная песня распадалась на два голоса. Я обычно исполнял первым, а Андрей Васильевич – вторым. И если мне удавалось дотянуть, то дед, блестя глазами то ли от слез, то ли от гордости, оглядывался на соседей: что, мол, вон как внук мой может.

 

Глава вторая. Школа

Где-то году в 48–49-м отец познакомился с Мариной Михайловной Сизовой, которая на всю жизнь заменила нам мать.

Меня вернули в Москву, в нашу старую квартиру – в Сокольники. Но особой радости я от этого не испытывал. Мне было непонятно, почему я должен променять тенистую заводь нашей речки Псёл, щедрый сад на квартиру, из которой ни босиком на улицу выбежать, ни по полю пробежать. Школа? Можно было прекрасно ходить в сельскую школу! Отец? Пусть живет с нами, со мной и дедом, в Низах. К тому же уши, мои несчастные уши, как только я приехал в Москву, сильно разболелись, я тогда подумал, что от московского шума.

Марина Михайловна водила меня по врачам, где мы мучительно долго стояли в очередях. Причем я очень ее стеснялся, хотя и считал женщиной приятной и даже красивой, но она казалась мне очень полной, что было совсем неприлично, как я полагал, в наше голодное время. В общем, всем я был недоволен.

Но спустя несколько месяцев я привык к галдящей, веселой Москве, где у меня появились такие же, как и я, неугомонные друзья, болел я редко, а Марина Михайловна, неожиданно для меня, родила нам с Юлей сестру Валю. И полнота ее чудесным образом исчезла.

 

* * *

 

Жилплощадь и условия проживания меня тогда мало интересовали, я даже не замечал и особо не удивлялся, как мы запросто разместились впятером в одной комнате размером не больше 14 м. Комнату перегородили массивным дубовым шкафом, поэтому отец с Мариной Михайловной и младенцем Валей оказались по одну сторону шкафа, а мы с Юлей – по другую.

 

* * *

 

Зеленые, тенистые, малоэтажные Сокольники опять подружили меня с Москвой. К тому же у нас была настоящая коммунальная «семья» – веселая, шумная, может быть, чересчур говорливая, но всегда готовая помочь и словом, и делом. Мою любовь к нашему старому дому уже ничто не могло поколебать: ни отсутствие горячей воды, ни отсутствие городского отопления.

 

* * *

 

В коммунальной квартире все дети были общими. Обычно прибегаешь домой, а там никого, стучишься к тете Мане, соседке.

– Ну что? Набегался, опять озорничали? Признавайся, цеплялись за машины? Что молчишь, не вижу я, что ли? – спрашивала она.