Песни выбрали меня

Я не помню, расстроилась ли Людмила Андрониковна, она прятала глаза и предлагала мне то булочку, то водичку – вела себя так, будто в чем-то подвела меня. Но это было не так. Голос мой и правда был еще не окрепший, но лично мне было достаточно соколовских слов: «хороший голос», поэтому я считал, что наше прослушивание вполне удалось. А через год вести меня к Соколову было уже некому. Вся эта история, так по сути и не начавшись, закончилась.

 

* * *

 

Занятиям пением в начальной школе я отдавался всей душой, но всегда находились еще какой-нибудь кружок, секция, которые тянули меня к себе как на канатах. Например, я просто обожал свои занятия в кружке духовых инструментов, где играл на блестящем медном альтгорне. Мне в равной степени интересно было все. Тогда же я записался и в секцию по плаванию и стал серьезно им заниматься.

Когда я перешел в третий класс начальной школы, меня принял в свой хор Сокольнический дом пионеров, где регулярные, три раза в неделю, двухчасовые занятия отнимали у меня много времени. Но я никак не мог подумать, что пение станет для меня главным занятием в жизни. Я все меньше проводил времени во дворе, болтаться без дела было уже скучно, душа и тело требовали нагрузки.

 

* * *

 

Детский хор Сокольнического дома пионеров под руководством Анатолия Чмырева был знаменит в те времена. С этим хором, где я выступал запевалой, впервые попал на радио на запись концерта. Детей всех очень стращали этим событием, и что, мол, это большая честь, что мы должны понимать, какая ответственность на нас возлагается, ведь нас услышит вся страна, ну и так далее.

Приехали мы на радио. Перед выступлением надо было пару раз сделать прогон. И вот я начинаю запевать:

 

Пионерский строй веселый

По команде …

 

– Лещенко, ты как поешь? Давай еще раз и с самого начала! И…

Но не успел я пропеть первые строчки, как Анатолий Николаевич резким недовольным взмахом руки обрывает меня:

– Лещенко, подойди ко мне сейчас же! Не могу понять ни одного слова из того, что ты поёшь. Чего ты молчишь?! Я с тобой разговариваю, Лещенко?

Но я по-партизански продолжал хранить молчание. Анатолий Николаевич пристально вглядывался мне в лицо, будто что заметив. Потом резко взял меня за подбородок и гневно потребовал:

– А ну-ка, открывай рот! Показывай, что у тебя там!

Рот я открывать не стал, мне показалось это очень унизительным. Поэтому я сам вытащил изо рта настоящую гильзу:

– Вот, – произнес я упавшим голосом, – гильза.

– Гильза?! Нет, вы все слышали? У него во рту гильза! – закричал он, обращаясь ко всем, кто был в студии, – он кладет гильзу в рот во время репетиции! На радио! Перед концертом! Позвольте поинтересоваться, Лещенко, для чего вам гильза во рту? Чтобы лучше петь? А может быть, Лещенко, вы в Диогены записались? – продолжал он язвительно.

– Нет. Я просто так, – мне было очень стыдно, что меня засекли. Я и сам не мог объяснить, почему засунул гильзу в рот прямо во время репетиции. У отца в части солдаты мне нередко дарили и сломанные пряжки, и гильзы, и другую «мелочь», которая для любого мальчишки была настоящим сокровищем.

– Лещенко, я тебя предупреждаю, если еще раз будет подобное «просто так», не видать тебе хора, как своих ушей! – закончил он громогласно.

Не скажу уже сейчас, испугался я тогда или нет, помню только, что гильзы в рот я больше себе не клал.

 

* * *

 

Начальную школу я закончил в Сокольниках, а в четвертый класс пошел уже на Войковской. Там недалеко от этой станции метро отцу, как подполковнику, выделили уже не одну, а две большие комнаты, но все также в коммунальной квартире, которую мы делили еще с одной семьей.

А перед тем как пойти в новую школу, я провел лето в пионерском лагере под Тарусой. Поехали мы туда вместе со своей сестрой, которая была в старших отрядах, а я в младших. Конечно же, я сразу записался в пионерский хор и стал запевалой. Моим самым удачным номером была песня на пронзительные стихи Александра Коваленкова, где я звонко и проникновенно выводил «Шли домой с войны советские солдаты». Овации на одном из концертов гремели на весь лагерь, девчонки из старших отрядов даже прослезились. Теперь на время дневного сна меня забирали на репетиции хора, и все дети мне страшно завидовали: ну еще бы, не спать днем!

Единственное, что я отказывался пропускать из-за хора, это занятия физкультурой. Все упражнения мне давались легко, тем более что мне нравилось заниматься не в душном спортивном зале, а под шум шелестящих берез, на свежем воздухе, в котором щедро разлиты ароматы лета.