Песня для Генри

Днём, не выспавшийся, измученный зомби, непонимающий, что со мной творится полная херня, пока мне не начали говорить со стороны. И я такой «да не, парни, всё ок», а самого трясёт и рассказать некому, а надо ли? Да и что рассказывать? Что я не могу ни о чём другом думать, кроме тебя? Кроме тебя. Самого непонятного в мире человечка?

Фрэнк, твою мать, ну почему тебя нет нигде? Почему ты только на экране моего телефона, играешь свои мелодии по сотому разу, как в аду?!

Почему? Почему? Почему?!

* * *

Причинять себе ещё больше страданий? Отличная идея. Ни один человек в здравом уме и в таком состоянии не вернулся бы в Аутлэнд. Но у меня, очевидно, поехала крыша. Золотистый Гольф так и стоял под деревом, укрытый жёлтым покрывалом семян. А сколько прошло? Месяц или намного больше? Я запутался и не различал времени.

Стою, как вкопанный, сигарета обжигает пальцы. Что я тут делаю? Не знаю, я себе не принадлежу уже. Принадлежу тебе.

Звоню в звонок, и в осколках разума мелькает надежда «не открывайте, никого нет дома, никого нет дома…».

Разумеется, она дома. Прекрасный призрак за стенами. Думаю, меня вывернет наизнанку прямо на пороге, а у неё не будет никакой реакции.

— Миссис Рид…

— Генри? Здравствуй.

Запомнила меня? Мне казалось, она вообще не поняла, что тогда кто-то заходил.

— Что случилось? — говорит немного тревожно, а у самой лицо ровное, как фарфоровая маска.

— Эм… Миссис Рид, не хотел вас беспокоить, но прошлый раз. Эм… когда приносил коробку… я, похоже, кое-что забыл в комнате Фрэнк…

Запинаюсь, как мальчишка. Надо было продумать реплики, а не нести чушь, но она и так меня впускает. Уверен, если бы я решил из твоей комнаты вытащить пианино, она бы не обратила внимания, не спросила зачем. По-моему, ей не становится лучше. Где твой отец, Фрэнк? Почему он постоянно на работе, а твоя мама тут совсем одна, такая хрупкая, потерянная. Блять, как я хочу прижать её, целовать, хочу, чтобы по щекам её полились слёзы…

ДА ЧТО СО МНОЙ?!

Тошно. Очень тошно от своих мыслей. Откуда они вылезают только? Воспалённый мозг хочет довести меня окончательно. Я проглатываю горечь, иду в твою комнату на негнущихся ногах.

До сих пор ничего не тронуто, и сколько времени будет так?

Зависаю по середине помещения, смотрю на коробку, она стоит, словно я только вчера поставил. Беру, сажусь с ней на кровать. Типа легко, типа ничего не чувствую, а коробка весит тонну. Тороплюсь почему-то. Вещей внутри немного, имея творческую натуру, ты не подвержена хаосу, Фрэнк, это удивительно. Любишь порядок, не хранишь ничего лишнего. Пара книжек, кубик Рубика, бальзам для губ, тетрадки, жвачка, ничего особенного.

А зачем тебе тонкий кожаный браслет? Похож на те, какие я обычно ношу. Не видел на твоих пальцах ни колец, ни браслеты на руках, ни маникюра. Никаких излишеств. Ты в целом ничего броского в своём образе не использовала. Всегда такая — никакая, в оверсайзе, и это-то при бабках твоей семьи.

Так что за браслет? Откуда он? Симпатичный браслетик с серебряной стрелой, и я как-то совершенно машинально надеваю его себе, к остальным.

В одной из книг торчит закладка, открываю, пробегаюсь глазами, узнаю частично строки стихотворения. Того самого, что ты выкрикивала в порыве наркотрипа. Как я запомнил, ума не приложу.

— Гёте, значит? — произношу вслух я бессмысленно и захлопываю сборник. — Выпендрёжница…

Дальше достаю со дна тёмный вытянутый флакончик духов. Отщёлкиваю крышку большим пальцем, но аромат не узнаю. Почему не узнаю? Вдыхаю судорожно и чем больше пытаюсь вспомнить, то не могу.

Фрэнки, это же не ты. Не ты… А где ты? Где ты, чёрт возьми?!

Вскакиваю резко, и коробка падает. Мне похер, я уже израсходовал остатки самоконтроля. Открываю шкаф, втемяшиваюсь лицом в твою одежду. В солнечном сплетении наотмашь бьёт кулаком боль. Почему мне так больно?

Нет… Я помню тебя, помню Фрэнк! Помню твой запах, он всё ещё здесь. Только здесь, и нигде больше. Никогда нигде больше. Тебя не будет. Не будет. Не будет… Не будет?

Обнимаю пустой силуэт той твоей излюбленной серой футболки, дышу жадно. Со страхом, что сейчас оборвётся.

Воздуха больше нет. Ткань впитывает мои слёзы. Как такое может быть? Это всё что от тебя осталось? Фрэнки! Маленькая моя. Скажи, а? Не скажешь? Ты молчишь, потому что ты умерла, блять! Как ты могла так поступить? Как?

Хлопок двери шкафа, сжимаю кулаки, мечусь по комнате раненым зверем. Ненавижу это мёртвое место и не хочу уходить, не хочу оставлять в забытьи. И бесит, что нарушил твой идеальный порядок, собираю спешно разбросанные предметы, поворачиваю расплющенную на полу тетрадь. Одна из множества нотных тетрадей. Я знаю, видел множество раз, отвлечённый взгляд и движение карандашом, ты то и дело пребывала в процессе сочинения изучения всех этих сложных штук, которые я так толком и не смог изучить. Но на развороте данной тетради нет ничего сложного, лишь табулатура и слова, и название, чёрным по белому «Песня для Генри».

* * *

До последнего считать происходящее наваждением.