Песня горна

– Нет. О том уже и речи не будет. Куда там. Всё… Хочу, чтобы у Ируськи с Никиткой обо мне осталось – мол, папка хорошему делу помог. Шкурно, понимаю. Всё равно шкурно. Но вот уж… как есть. Какой есть. А был – верьте, не верьте, не прошу, просто говорю – был не такой. Думал в своё время – мне бы хоть малую власть, людям помочь. Думал… да… – Он криво усмехнулся. – Думал-думал, да и придумал. Господином штейгером стал, дом в четыре комнаты. Вот такая мне цена.

– Хотите чаю? – негромко спросил Третьяков-старший. Лицо Балуева сделалось глупо-натужным – словно он силился понять совершенно незнакомый ему язык. Потом заторможенно переспросил:

– Ча…ю?

– Чаю, – подтвердил Борис Игоревич, вставая. – Сейчас выпьем чаю, а вы пока подумайте: откуда мы такие-из-себя-имперцы-герои-в белом взялись? С каких полок нас достали и кем у нас отцы были? Подумайте за чаем, ну а потом поговорим о деле… Пойдёмте, Ольга Ивановна спит уже, конечно, но чай я и сам заварю…

…Когда за спиной застучали шаги и голос Володьки окликнул: «Денис!» – Третьяков-младший только волнообразно дёрнул плечами. Сидя за столом с поджатыми ногами, он выстругивал в свете лампы какой-то завиток из мягкой деревяшки – чтобы занять руки. Спать перехотелось – он думал сразу над поздним странным визитом Балуева и предложением Олега, который, к слову сказать, давно спокойно сопел внизу их с Володькой двухъярусной кровати.

– Денис! – Володька, мокрый от дождя, тяжело дышащий – то ли от бега, то ли от волнения, – подлез почти под руку. – Ну Денис же!

– Олегу скажи, если добудишься… и вообще – спать марш… – пробормотал Денис. Из-под острого лезвия закипала тоненькая прозрачная стружка. В другое время Володька затих бы и просто молча смотрел – его поражало и восхищало, сколько всего умеют руки Дениса. Но сейчас…

– Денис же! – Володька выкрикнул это отчаянно и затеребил старшего мальчишку за рукав. – Франца Ильича около его дома сегодня вечером избили… сильно. С ним сейчас… мама. Может быть, он даже…

Володька не договорил страшного слова.

Нет, не потому, что испугался его смысла. Уличное дитя, он отлично знал, что это такое. Но…

Денис окаменел. Потом повернул голову – медленно и спокойно, но Володька сказал:

– Ай! – и шарахнулся от стола, сел на кровать, ударившую его под коленки.

Таких страшных глаз, как сейчас у Дениса, Володька не видел ни у кого и никогда. Они были заряжены чем-то таким… таким… что Володька примёрз к кровати. По таким глазам промахивается в упор самый лютый, самый бесстрашный враг – и ничего не успевает сделать до того, как голые руки обладателя глаз сломают ему шею…

– Кто? – спросил Денис и сел удобнее.

– Не знаю, – замотал головой Володька. И перевёл дух – нет, это был Денис, родной и знакомый… – Но я узнаю. Обязательно.

– Узнай, – кивнул Денис. – Завтра. Обязательно.

И вернулся к резьбе.

Глава 7 В доме должно быть чисто!

В ночь на первый день здешней бесснежной и сырой зимы дул ветер. Он поднялся с закатом и до трёх утра беспощадно трепал лес, гулял по улицам, гремел всем, что было плохо закреплено, гнул деревья, ломал ветви, сбрасывал со склонов на Голодном лавины и, казалось, собирался сорвать с орбиты всю Землю. Это был самый настоящий ураган.

А Денис опять ночевал не дома. Опять «так получилось», как он для себя объяснял подобные частые казусы. Он попал в ураган на юго-восточных прудах, куда пришёл пешочком проверить, что там наработали в прошлые выходные. Вообще-то это делал чаще всего Олег, но как раз вчера утром он с братьями Раймонд и Генкой отпросился на латифундии – «посмотреть-понюхать», как выразился Олег. И Денис явился на пруды сам, по дороге не переставая изумляться, до чего тут странная зима. В Петрограде в это время уже лежал бы… в смысле, уже лежит снег. Правда, ураганы и там шли бы – причём не так, как тут – в кои-то веки собрался! – а один за другим пёрли бы и пёрли с моря, и было бы вдобавок очень сыро, ещё сырее, чем тут…

…На прудах, собственно, поменялось ещё многое. Два зарыбленных пруда, от которых Совет Латифундистов чаял иметь новые прибыли, были переданы посёлку. Недалеко от строившегося геотермального комплекса, на соседнем пруду, лобановским кооперативом «Дружба» намечался городской пляж, к нему прокладывали дорогу и собирались открыть всё к лету, к имперскому празднику Дня Защитников русского моря[20]. А ещё чуть подальше пионерам выделили место под лодочную станцию.