Песня исцеления (СИ)

   Цветанка оставалась неподвижной. Усталость, растерянность, печаль придавили её так, что даже пальцем пошевелить было трудно. Протянутые для объятий руки Серебрицы опустились, она чуть слышно вздохнула, склонилась и поцеловала её в обе щеки.

   «Удачи тебе, Цветик... Может, ещё свидимся».

   Светлана тоже не просто так зачастила в зимградскую больницу. Чувствовалось и витало в воздухе, что не только ради помощи страждущим она туда ходит. Что-то новое проступало в её мягких вишнёво-карих глазах — милых глазах её матушки Нежаны... Новый свет, новый оттенок жизни. Даже к облачку весенних чар, пахнущих то ли яблоневым цветом, а то ли ландышами, примешивалось что-то особенное, щемящее и глубокое — высокое, как небо, и крылатое, как песня.

   Это случилось ещё до возвращения Серебрицы. Однажды поздним вечером Цветанка ждала кудесницу, а та всё не возвращалась... Снедаемая тревогой, Цветанка отправилась к зимградской больнице. Здание, построенное навиями-зодчими, в сумраке излучало молочно-лунный свет, на крыльце стояли двое. В рослой навье в чёрном кафтане и сапогах, с пышными чёрными волосами до середины шеи Цветанка узнала Драгону, которая приходила вместе со Светланой в темницу. И именно Светлану она сейчас держала в объятиях, а та, глядя на навью снизу вверх, с доверчивой нежностью обвивала её шею ответными объятиями. Судя по близости их лиц и губ, они только что поцеловались и в следующий миг собирались снова предаться этому приятному занятию. Так и случилось: ротик Светланы сладко утонул в поцелуе, жарко ласкаемый устами навьи. На миг Драгона оторвалась, окинула кудесницу хмельным счастливым взглядом, клыкасто улыбнулась и снова ненасытно прильнула к её губам. Никакого принуждения со стороны навьи не было: и в раскрытии целуемых уст волшебницы, и в доверчивом кольце её обнимающих рук, и в том, как она прижималась к Драгоне всем телом, дышала и пела глубокая и искренняя взаимность.

   Неслышным призраком Цветанка покинула влюблённых и долго бродила по улицам. Здравый смысл подсказывал, что однажды этот день должен был настать, рано или поздно ей придётся отпустить Светлану, но... как могло сердце отпустить единственный свет в окошке? Единственный смысл и радость, главный стержень её души?

   Весна — пора любви... Но даже на девушек смотреть у Цветанки пропала охота. Не особенно радовала и хорошая погода, всё как-то приелось и раздражало, всё проходило мимо — ни уму ни сердцу. Невесёлое, тягостное настало для Цветанки время, не знала она, как быть дальше, куда двигаться... Серебрица вышла из темницы и заглянула в гости, одетая в воинское навье облачение, и тут же отбыла в войско. Когда Цветанка опомнилась после её ухода, сердце защемило: она её так и не обняла, та только грустно поцеловала Цветанку и ушла. Как-то по-дурацки вышло, не по-людски... Конечно, они и не люди обе, но не в этом дело. За столько лет, которые они провели, скитаясь вместе, уже перестало иметь значение, кто на самом деле Серебрица. Марушин пёс, навья? Разве это важно? Важным было их товарищество, взаимная поддержка, сплочённость. А теперь вот, похоже, распадалась троица на летучем ковре... С Серебрицей разошлись пути-дорожки, а как будет со Светланой?

   Кудесница однажды вечером вернулась из больницы сияющая, с перстнем на пальце.

   — Это что за колечко? — небрежно спросила Цветанка.

   Светлана потупила взгляд, спрятав его под пушистой тенью ресниц — таких же, как у её матери Нежаны.

   — Цветик... Я не говорила тебе, потому что сама не знала толком, как всё сложится. Помнишь Драгону? Это навья-врач, дочь госпожи Рамут. Она в зимградской больнице работает. — Кудесница со смущённой улыбкой полюбовалась крупным синим яхонтом у себя на пальце. Перстень был явно белогорской работы. — Она предложила мне стать её женой. Это её подарок... В знак нашего обручения.

   — И когда же свадьба? — спросила Цветанка, попытавшись улыбнуться. Кисловатая вышла улыбочка.

   — Как водится, осенью, Цветик. — Светлана, чутко уловив душевное состояние Цветанки, воскликнула: — Ты что же, думаешь, что я из-за этого тебя покину? Что ты, никогда в жизни! Даже думать так не смей. Ты же мой единственный, мой самый родной на свете Цветик, как же я тебя оставлю?

   Тёплые ладошки волшебницы легли на щёки, весенняя нежность глаз щекотала пушистыми ресницами, яблоневые чары окутывали облачком и проникали в душу.

   — Цветик, я испрошу у государыни Огнеславы для тебя разрешение поселиться с нами в Белых горах. Княгиня добрая и замечательная! Я уверена, она позволит. Я не расстанусь с тобой ни за что!

   И с этими словами Светлана покрыла быстрыми поцелуями всё лицо Цветанки, а потом прильнула к её щеке своею.

   А завтра был важный день: Бенеде предстояло выпрямлять позвоночник мальчику Малко. Белогорские оружейницы создали приспособление точно по её чертежу. К этому труду приложила руку и Светлана: она внесла своё дополнение в волшбу. Она с волнением ждала завтрашнего дня — так же, как навьи-врачи, как сам мальчик и его мать.