Песня кукушки

— Трисс, послушай! У нас общие воспоминания. Есть что-то такое, что ты хочешь мне сказать, дать мне ключ к чему-то в твоей памяти? Нашей памяти?

Несколько секунд она слышала только плач, потом одно едва слышное слово.

— Лягушка.

«Лягушка»? Триста подумала, что ослышалась.

Щелк, щелк, стук.

— Ты получила удовольствие? — Казалось, Архитектор с трудом сдерживал смех. — Бедняжка еще более напугана, чем мышь в мышеловке. Ты молодец! Зрелище этого глупенького личика с дрожащими губами привело меня в прекрасное настроение. На самом деле… маленькая кукушка, я хочу сделать тебе одолжение. Ты хочешь жить дольше семи дней?

— Да. — «Да, да, да, да». Но это невозможно. Он дразнит ее. Что же еще.

— Я удивлен, что это до сих пор не пришло тебе в голову, честно говоря. Если ты ешь кукол Терезы, ты должна была давно понять одну вещь: чтобы сохранить себя в целости, тебе нужно есть ценные для нее вещи. И со временем тебе нужно их все больше и больше. Если ты хочешь прожить больше семи дней, тебе надо съесть что-то действительно важное для нее, что-то укорененное в ее сердце и самой ее сути. И у тебя уже есть это. Ты же знаешь, что я имею в виду?

Триста стиснула слуховой аппарат и попыталась сделать вид, что не знает, даже когда Архитектор продолжил говорить.

— Младшая сестра Терезы. Пенелопа. Съешь ее, и у тебя появится будущее.

Послышался финальный щелчок, и трубка в трясущихся руках Тристы умолкла.

ГЛАВА 32

ПРИЗНАНИЕ

Выйдя из телефонной комнаты, Триста не могла смотреть Пен в глаза. Внутрь словно гравия насыпали, и в кои-то веки она обрадовалась, что у них нет времени на разговоры. «Он велел мне съесть тебя, Пен». Когда они торопливо шли к мотоциклу, невысказанные слова обжигали язык Тристы металлическим холодом, словно монетка. Забираясь в коляску, Пен толкалась локтями и коленями, и Триста отпрянула от младшей сестры. Она никогда не думала о Пен как о возможной еде. Теперь же она осознала, что Пен вызывает то же самое покалывание, соблазнительное, что и вещи Трисс, но в сто раз сильнее. Зияющая рваная дыра в ее внутренностях сказала ей, что да, да, девочка поместится в нее, словно кольцо в бархатную шкатулку для драгоценностей.

Когда они вернулись в комнату на чердаке, Триста попыталась пересказать Вайолет и Пен все, что могла, но слова казались ей плоскими и мертвыми. Все равно что оставшиеся после обеда объедки, брошенные людям, которые никогда не смогут оценить саму пищу. Все это время она сомневалась, говорить им или нет о том, что Архитектор велел ей сделать с Пен. Ей трудно далось доверие каждой из них. Как они себя поведут, если у них на глазах она превратится в пожирающего детей монстра, чудовище из самой страшной сказки? Как они смогут находиться рядом с ней, зная, что ее жизнь зависит от Пен? То она собралась им рассказать. То передумала им рассказывать. Она должна. Да, но позже. Нет, сейчас или никогда…

Триста закончила свою историю, а слова продолжали жечь онемевший язык. Молчание затянулось, Вайолет и Пен подняли глаза, поняв, что услышали все. Сердце Тристы упало в трясину несчастья и презрения к себе.

— Хорошо, — произнесла Вайолет, — мы узнали куда больше, чем я ожидала. Ты молодец, Триста. — Она ласково улыбнулась, но Триста ощутила недовольство собой в ответ на ее доброту. — Ты говоришь, Трисс упомянула лягушку. Ты представляешь, что она имела в виду?

— Нет, — ответила Триста. — Это должно быть что-то, что является частью и моих воспоминаний. Но лягушка ничего для меня не значит.

— Похоже, она что-то значит для Пен, — заметила Вайолет.

И точно, Пен снова ушла в себя, словно маленький драчливый ежик, и уставилась на свои колени, постукивая пятками о ножки кровати.

— Это была просто лягушка, — вызывающе сказала она. — И это была не моя вина! Я думала, она мертвая. Я пыталась… — Ее лицо снова исказилось гримасой.

— О! — В голове Тристы всплыло воспоминание. — А, эта лягушка. — Она встретилась с вопросительным взглядом Вайолет. — Это и правда не вина Пен. Года два назад кошка поймала лягушку и положила к нам на крыльцо. Пен устроила для нее похороны: в коробке из-под леденцов, обложив розовыми лепестками, закопала ее в саду. А потом, намного позже, она ее снова выкопала…

— Я просто хотела посмотреть, превратилась ли она в скелет! — начала оправдываться Пен. — Но нет. Она была просто… мертвая, сухая и плоская… И… она лежала не на том же месте в коробке, должно быть, двигалась… должно быть, она была еще живая, когда я ее похоронила…

Воспоминания затопили Тристу, воспоминания о драме с лягушкой. Ее охватила волна сочувствия к бедной лягушке, задохнувшейся в темноте, но она испытывала не менее сильный гнев и жалость к несчастной виновнице Пен. Эти чувства не были новыми для нее, не были они и полностью ее собственными.

Прилив эмоций изменил направление ее мыслей — она поняла, что имела в виду Трисс.

— Он хочет похоронить ее заживо, — произнесла она. — Архитектор хочет похоронить Трисс заживо.

Прошло несколько секунд, прежде чем Вайолет нарушила ошеломленное молчание.

— Но это же… средневековье. Мы должны остановить его.