Песня кукушки

— Чем больше ты ведешь себя как мы, тем больше становишься для них частью нашего народа.

Сорокопут сквозь дыру в боку вставлял на место вырванную из нее лозу, и она чувствовала, как та шевелится внутри, словно сухая змея.

— Как бы там ни было, — продолжил он, — мы столкнулись со сложностями, когда вы начали делать все более и более точные карты. В небе летают всевидящие самолеты, повсюду проникают железные дороги, и пешие туристы хотят иметь подробные карты, чтобы проникать в отдаленные места. Мы отступали и отступали, пока отступать стало некуда.

Кто-то пытался защищать свои территории от определенности, другие сражались между собой за последние клочки земли… — Сорокопут неодобрительно взмахнул рукой, небрежно отметая десятилетия кровавой истории. — Мы проигрывали. Мы умирали. А потом один из нас — тот, кого ты называешь Архитектором, — пришел к нам с планом. Он заметил то, что все остальные упустили, потому что мы отступали все дальше и дальше от деревень и городков. Он осмелился пойти наперекор и вступить на окраину большого города. И однажды в воскресенье он кое-что заметил. Церковные колокола больше не причиняли ему вреда.

— Церковные колокола? — переспросила Не-Трисс.

Сорокопут кивнул:

— Мы всегда их избегали. Нас начинает тошнить, в голове звенит…

— Это потому что вы злые, — быстро предположила Пен.

— Это определенность, — возразил Сорокопут. — Каждое воскресенье люди ходят в эти ледяные гробницы, чтобы продемонстрировать свою веру, уверенность в том, что бог на небесах, викарий — его посланец и с миром все правильно. — В его глазах блеснуло веселье, и оно не было добрым.

— Но все до сих пор в это верят! — воскликнула Не-Трисс.

— Неужели? О, они все еще ходят в церковь, как заведенные, и слушают проповеди викария. Но они помнят, как тот же самый викарий вещал им, что война — божий промысел, что все набожные молодые люди должны отбросить мотыги и взять в руки ружья. И они удивляются: «Неужели это правда? Это адское чудовище, пожравшее наших сыновей, это правда божий промысел?»

Сорокопут ухмыльнулся, и Не-Трисс поймала себя на мысли, что все-таки он ей не нравится.

— Я не претендую на знание о том, есть бог или нет, — продолжил он, — или вечны ли холодные звезды. Война — дело рук человечества, и никого более. Но для нас это поистине оказался божий промысел, это я точно могу тебе сказать. Война разрушила веру. Все виды веры. До войны каждый сверчок знал свой шесток и не особенно смотрел по сторонам. А теперь? Аристократы и крестьяне умирали бок о бок на полях Фландрии, и трупы в грязи выглядели совершенно одинаково. А герои, вернувшиеся домой из ада, не утруждались укладыванием кудрей, побираясь по улицам. А женщины! Когда-то они занимались своими незначительными делами и не смели и шагу ступить в сторону. Но те, кто во время войны работал на фермах и фабриках, почувствовали вкус к тому, чтобы управлять собственной жизнью, верно? Так что их мужчины теперь паникуют. Боятся. Сомневаются. И все эти сомнения, сотрясения основ имели место преимущественно в больших городах.

— Почему? — спросила Не-Трисс, не желая нарушать поток мыслей Сорокопута.

— Потому что большие города — это прекрасный… хаос. Они не похожи на деревни, где все знают друг друга и корни уходят глубоко. Они перемешивают сотни людей и идей, словно химикалии в пробирке, пока не происходит вот это — бум! В больших городах можно потеряться. Стены поднимаются высоко и закрывают все ориентиры, и тебя почти все время окружают незнакомцы. А автомобили? Все знают, что такое лошадь, но автомобили! Никто не знает, почему они ездят. А те, кто ими управляет, не утруждают себя следованием правилам! К тому же машины выплевывают огромные черные клубы дыма, и все вокруг смазывается и теряет определенность. Это прекрасно.

— Так вот почему вы здесь? — Не-Трисс попыталась вернуть Сорокопута к основной теме. — Это была идея Архитектора?

— Да. — Сорокопут ухмыльнулся. — Видишь ли, он действительно архитектор во всех смыслах. И блестящий. Он умеет заговаривать кирпичи и известку, и они принимают такие формы, что ты сойдешь с ума, глядя на них. Он может построить дворец с сотней комнат и сделать так, что снаружи он будет выглядеть небольшой лачугой. Он понял, что самый лучший способ найти в городе места, не нанесенные на карты, — это построить их. Но он знал, что не сможет сделать это в одиночку. Ему нужен был союзник, архитектор из людей, а лучше инженер, который выдаст его идеи за свои, иначе их невозможно будет воплотить.

— На что он намекает? — Пен обвиняюще смотрела на Сорокопута. — Он же говорит о нашем отце, да?

Не-Трисс слишком хорошо поняла, о чем идет речь, сама того не желая. Она до сих пор ощущала гордость настоящей Трисс за своего знаменитого отца, за мосты Трех Дев, за достопримечательности, которые прославили Элчестер…

— Все эти постройки, которые сделали отц… мистера Кресчента знаменитым… — Она сделала глубокий вдох. — Он не разрабатывал ни одну из них, верно?

— Что? — Пен потрясенно наблюдала, как Сорокопут отрицательно качает головой.