Песня моей души

А мне было грустно. Вот ведь, пытался вчера с Мстиславом заговорить о пользе мира, так тот меч выхватил, ткнул концом мне в грудь, но рукою твёрдою, даже рубашки не проткнул. И потребовал, чтобы я «к нему с этой дурью не лез!». Мол, так-то он меня «уважает», но «этого гадства не потерпит».

Рядом со мною подсел Станислав – он иногда с нами ходил на исследования и сбор материалов для лекарства. Он, увы, как-то не спешил поправляться. Вообще. То есть, бывали дни улучшения, а потом всё сначала, будто лекарством и не поили. Ведь мы видели, как он его принимал! И Цветана по моей просьбе за ним следила. Но будто сжирало новодальца что-то изнутри, лишало сил. Но он как будто и не расстраивался.

– Что ты тут с такою мордою сидишь, остроухий? – спросил он, то ли ворча, то ли сочувственно.

– Да грустно мне. Доколе люди будут воевать?

– Да покуда не передохнут, – он ухмыльнулся.

Впрочем, в лицо моё вглядевшись, посерьёзнел:

– Да ладно тебе! Я понимаю. Хочется хороших результатов. А что сделано кажется малым. Хотя зря ты. Ведь ещё в том году считали, что Проклятье алхимиков – это приговор.

– Но всё же… – вздохнул. – Вот мы вместе трудились – и больше проку. Но я боюсь, что ваш вклад люди вскоре забудут.

– Зато мы тебя и Алину не забудем! – он меня похлопал по плечу.

С другого краю костра кто-то, клевавший носом, в обнимку с пирогом, таки упал – соседи из другой страны только отодвинулись. А он как назло приземлился виском о камень. Взвыл от боли. Пирогом подавился ещё.

К нему кинулись Белотур и Станислав.

– Держи его! – скомандовал лекарь. – А я крошки вытрясать буду.

Поначалу несчастный, который и без того был побитый, да ещё и задыхался, выл от боли и вырывался, кровь из носа разбрызгивая. Но вдруг затих. Уже все вскочили и к нам бросились, взволновавшись, что тот «совсем окочурился». Но нет… тот прокашлялся. И будто уснул. Или сознание потерял.

– Сейчас! – выпустил его лекарь. – Сейчас я отвар принесу.

Но тот спал. Мы даже боялись его трогать, чтобы не навредить ему больше. Да и Станислав сказал, что боится его отпускать. И что мы шумели вокруг, несчастный вообще не слышал. Будто нас не было. Или совсем оглох.

– Слышь! – возмутился уже через час или полтора Станислав, не выдержав паники вокруг и поспешного обсуждения случаев, чем-то напоминающих этот. – Ты не дохни, а? Ладно бы воин на мне подох, на поле брани! Так ведь какой-то лекаришка, да не от моих рук даже!

На него уже зашипели, мол, как он так может! Про напарника-то так злостно шутить?! Ладно бы просто за едой шутил, а то вдруг тот и в правду издох или сегодня совсем Грань перейдёт?

– Друг же! – возмутился кто-то.

– Напарник же! – проворчал другой.

И оба из других народов были, чем пострадавший. Хотя это всё же не то, что должно радовать.

Я уже потом сел потерянно. Голова не соображала уже от усталости: ночь не спал, всё думая, чего надо было тогда Мстиславу ответить.

– Да почему так?! – взвыл, взлохматив волосы. Уши ладонями натёр, яростно, как когда-то советовал мне лекарь из Жёлтого края, чтобы сонному проснуться – и сегодня почему-то вспомнилось. – Да лекарь я или не лекарь?!

– Зря ты, – проворчал Станислав, посмотрев как-то странно на меня, – я бы на твоём месте радовался.

– Но я ничем не могу ему помочь! И он так внезапно сознание потерял.

Опять вгляделся в лицо несчастного. Опять ничего не понял.

– Но ты же спас кого-то уже. И спасёшь других! – охранник Цветаны вдруг вздохнул.– Я вот прожил около полувека и разочаровался в воинском искусстве. Представляешь, мне доверяет мой король, терпит меня рядом с собой не первый десяток лет, даёт важные поручения, а мне вдруг надоело моё занятие! Опротивело прикасаться к оружию. Куда приятнее видеть улыбки поправляющихся детей, осознавать, что я причастен к их выздоровлению. Полжизни прожил, а для чего? Это мучает меня больше, чем болезнь. Болезнь могла бы оборвать мои мученья, но именно мне она почему-то упорно даёт жить. А ты вон молодой. Больше меня проживёшь. И дело полезное знаешь. Радовался бы.

Если меня не найдут. Если не казнят. Вот зачем я разрушил этот проклятый дворец?!

Опять волосы взлохматил свои, сердито.

Станислав одну руку от плеча парня неподвижного отнял – и на моё плечо положил. Все прочие пока советовались, не слушая нашего разговора.

– А я вообще потратил несколько десятков лет на ненужное дело, – проворчал новодалец.

– Значит, меня понимаешь, – вздохнул.

Какое-то время мы сидели так. На спор напарников и друзей новых внимания не обращая.

Потом вдруг голова у меня прояснилась. И даже как-то тело пободрело. И настроение… улучшилось. Все беды стали казаться несложными, преодолимыми. И вообще… и что-то так некстати танцевать захотелось!

– Там что… – робко посмотрел на спорщиков с другой стороны костра – они отошли, чтоб пострадавшего не тормошить, криками над ушами. – Там вино было в пироги добавлено? Или… кто мне флягу давал? Что вы там подмешали?

Они меня заметили. Кто услышал, передал вопросы мои не услышавшим. И запереглядывались все растерянно. В еде, мол, и в питие ничего особенного не было.