Песня моей души

Хозяйка спустившаяся – румяная неестественным свекольным румянцем, да в бусах ярких, с косою уже расчёсанной, да в платье праздничном – молча поставила перед ними большую тарелку подсолнечных семечек, вчера слегка прожаренных. Тарелка подействовала магически – они невольно все трое зачерпнули в пригоршню шуршащих чёрных капелек и задумчиво стали их грызть.

А потом вдова-невеста, да Алина вернувшаяся, красная как мак – соседей тоже поздно приметившая, радостно внимавших редкому зрелищу из-за забора – быстро приготовили завтрак и накрыли на стол. И ели мы дружно. И работать пошли. Я перед уходом положил на стол перед хозяйкой золотой. Белотур тут же серебряный, добавил:

– За вкусну-еду.

Степан серьёзно прогулялся в чулан, который они с женихом делили на двоих – и принёс два серебряных. Роман отвернулся, пряча перекосившееся лицо. Но, раз все были такие щедрые с утра и благодарные, ушёл – и выложил два серебряных.

– За постой и за еду, – сказал.

– Ох, спасибо! Ох, благодарю! – глаза хозяйки радостно блестели. – Да еда-то какая еда? Самая обычная! А у меня ведро прохудилось, новое куплю.

– Да я починю, – серьёзно пообещал Белотур. – Ты лучше иди и купи себе новые бусы. Я вчера видел новые у лавочника. Такие зелёные камешки, перламутром отливают.

– Глаз кошачий! – глаза у женщины мечтательно заблестели.

– Да она бы всё равно никогда ведро новое не купила! – проворчал Степан, когда мы уже из дома вышли и отошли шагов на пять. – Попёрлась бы за новыми бусами. Ей же теперь есть, перед кем хвостом крутить.

– Ох, компотику бы сварить?.. – пропела вдова мечтательно с кухни. – Вишнёвого бы. Нынче хорош получился.

И недавних приятелей черпака разом передёрнуло.

– Но, всё-таки, неужели тебе не жаль твоего Гришку? – прильнула ко мне Алина, когда мы дня через два опять очутились на кухне одни.

Подошла со спины, обвила руками нежно, щекою нежной прильнула к моей спине.

Усмехнулся:

– Люди запомнят лучшие сказания. Чему же огорчаться отцу Гришки?

Руки её взял и поцеловал нежно ладони и каждый пальчик.

– Ты не сможешь вновь притворяться им, – грустно заметила Алина. – А люди так твой образ полюбили! Вот хотя бы людей пожалел бы? Кто с тобой-то сравнится?

– Благовест, – улыбнулся.

У Цветаны я случайно узнал имя того парнишки-менестреля, который меня пытался обокрасть. Оказалось, они в тюрьме вместе сидели, когда Вячеслав устроил мятеж! Сам бы с ним поговорил, но Благовеста много где носило, по разным странам Белого края. Я подозревал, что парнишка немного хоть да магичит. Но мир расспрашивать не стал: не приставать же к Мирионе с разной ерундой: у неё и своих дел хватает, поболее, чем у нас.

– Так его, говорят, видели на дороге бездыханного. В Новодалье вроде, – девушка горько вздохнула.

– Да мало ли чего говорят!

– Ну, а вдруг?.. – горько спросила она.

– Да живой он, живой! – мир сказал из-за окна. – Просто нынче подался в Синий край.

– Ежели так, то хорошо, – улыбнулся небу утреннему из окна.

– Так, как ты… без Гришки-то? – грустно спросила Алина чуть погодя.

– Смогу опять им стать. Если захочу. Тогда и добавлю ему легенд. Или придумаю ещё кого-нибудь. Скажем, второго Стёпку.

– Уже есть парочка знакомых нам Степанов, – она мило фыркнула.

– Не обижаюсь на Стёпку Бездомного, если это он первый стал рассказывать «легенды Стёпки Соловьёва». Пусть развлекается, как ему нравится. И мой Гришка пусть живёт. Чем не гордость для отца-сказителя, когда его ребёнок-герой полюбился людям?..

К началу зимы мы окончательно расправились с Проклятием алхимиков. В один и тот же день в каждой из Враждующих стран устроили празднование победы над тяжёлой болезнью. На каждом углу смеялись, торжествовали, злорадствовали, ругали поверженного противника. Нас и наших помощников одинаково радушно встречали везде, как своих спасителей. Мы поговорили друг с другом, потом кто-то сообщил, где его искать и даже пригласил кого-то из былых врагов и «гадов мерзких» в гости. Я вернул всех помощников в их страны. Ну, почти всех: Стёпка Бездомный отправится со старым лекарем в Светополье. Али пойдёт учить Станислава в школе Цветаны.

Станислав вернулся к своему королю и обязанностям охранника юной графини. Целитель так и не вылечился полностью, случались временами обострения, однако в душе чувствовал себя намного лучше. Говорил, что «светлее стало на душе как-то, непривычно так светло и легко». Может быть, исцелится, если будет бережно хранить дар.

Хотя наша четвёрка отступила на несколько месяцев от исполнения общей мечты, она не перестала постепенно претворяться в жизнь. Общая беда скрепила нас всех и не то чтобы примирила, но позволила зародиться мыслям о перемирии. Ненависть, которая десятилетиями не уходила с этих земель, ослабла. Конечно, оставалось ещё много людей, решительно настроенных против каких бы то ни было отношений с врагами. И, согласись короли помириться, эти люди не успокоятся.