Песня Обманщика

— Как ты смотришь на то, чтобы управлять чем-то большим? — спросил я. — Сама по себе? И без попыток выдать тебя замуж?

Живой глаз Хель сузился. Крыса в ее грудной клетке почесалась, придвинувшись и уставившись на меня жесткими черными глазами.

— Ты опять ссоришься с мамой? — спросила она.

Я вздрогнул от своих иллюзий.

— У Одина есть для тебя предложение. Он хочет сделать тебя королевой, королевой твоего собственного королевства. Без необходимости жениться, если только ты сама не выберешь…

— Нифльхейм, — сказала она ровным и невыразительным голосом.

Какого хрена? Она никак не могла этого знать, если только…

— Он что, опередил меня? — спросил я.

Хель приподняла бровь в том, что должно было быть выражением, которое она переняла от меня. Я и не подозревала, как снисходительно это выглядело со стороны.

— Один хочет власти, — сказала Хель. — Он хочет либо править Девятью мирами, либо иметь под своим влиянием лидеров этих миров. Ты его парабатай, так что вполне логично предположить, что ты помогаешь ему в этом деле.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Хель заговорила вместо меня:

— Кроме того, ты только что стал причиной смерти моего отчима Тьяцци, так что можно с уверенностью предположить, что вы с матерью снова вцепились друг другу в глотки. Скади идет войной против Асов, но ты здесь, значит, Один нашел какой-то способ откупиться от нее. Вероятно, предложив ей Бальдра.

Я моргнул и сказал:

— Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?

Хель проигнорировала меня.

— Один правит Асгардом. После ухода Скади баланс сил в Йотунхейме будет восстановлен. — Она подняла руку, отсчитывая два пальца. — Сурт правит Муспельхеймом, и это не изменится до тех пор, пока не грянет Рагнарёк. У нас есть гномы в Свартальфахейме, эльфы в Альвхейме, а Мидгард — это никчемное месиво. — Она загнула еще четыре пальца.

— Один не собирается угрожать мирному договору с Ванами, глядя на Ванахейм, а туманный мир непригоден для жизни. — Она подняла восемь пальцев, пять живых и три скелетообразных. — Таким образом, если Один собирается предложить мне мир, то это должен быть Нифльхейм.

— Хм, — сказал я. Волна изнеможения ударила меня с силой прилива, и на мгновение мне показалось, что я могу доковылять до кровати Хель и упасть в обморок. Я натянул иллюзии еще сильнее, пока они не впились мне в кожу. Это чувство медленно проходило.

Как ни странно, странное чувство гордости росло по мере того, как моя усталость отступала. Я не часто думал о том, что Хель имеет какое-то отношение ко мне, возможно, потому, что Ангрбода так упорно боролась, чтобы удержать меня подальше от дочери, чтобы моя репутация не запятнала прекрасного ребенка, которым когда-то была Хель, или, возможно, потому, что сама Хель выросла такой колючей и трудной женщиной. Но слушая, как она разгадывает тайну мотивов Одина, словно это была детская головоломка, я испытывал странное, незнакомое чувство удовлетворения.

Это была моя дочь, эта способная, блестящая, волевая женщина. Она была способна соткать одну из лучших иллюзий в Девяти мирах и перехитрить Одина Всеотца.

— Из тебя получилась бы очень хорошая Королева, — сказал я.

Хель отвернулась, но не раньше, чем я увидел румянец, вспыхнувший на ее живой щеке. Ее обнаженная грудина быстро поднималась и опускалась несколько раз, и я понял, что она, возможно, борется с какими-то эмоциональными глубинами, которые я не мог ощутить.

— Если ты этого хочешь, — добавил я. — Решение за тобой. Нифльхейм — это кошмарный бардак, и потребуются столетия работы, чтобы привести его в порядок.

Может быть, моя жизнь и зависела от ее решения, но я не видел причин указывать ей на это. Я не хотел, чтобы моя дочь взяла на себя эту роль по принуждению.

Хель глубоко вздохнула и повернулась ко мне с горящими глазами.

— Ты используешь меня, чтобы навредить маме?

Я сделал шаг назад, прежде чем понял, что делаю. Черное платье Ангрбоды заполнило все мое видение, душа меня. Скрываясь от иллюзий, я крепко зажмурился, пытаясь прогнать этот образ.

— Вовсе нет, — наконец ответил я. — Да, я злюсь на нее. Она сделала то, что я считаю… неприятным.

Глаза Хель расширились.

— Но я предлагаю тебе не из-за этого, — закончил я.

— Так почему же ты предлагаешь мне?

— Потому что Один хочет Нифльхейм, — честно ответил я. — И я подумал, что тебе придется кстати такая возможность.

Она наклонила голову, глядя на меня своим странным бледным взглядом. Я с трудом сглотнул. На смену моему внезапному приливу отцовской гордости пришла еще одна неприятная мысль. Я уже десять лет не навещал дочь. Я действительно не знал, что Хель управляла поместьем Ангрбоды, и мог только догадываться о мрачном комплексе мотивов, стоявших за ее решением превратиться в монстра.

Черт возьми! Я был дерьмовым отцом для Хель.

— Послушай, — сказал я, — в Йотунхейме ты связана правилами Йотунов. Ты никогда не будешь править ничем, если только это не будет сделано от имени твоего мужа или сына. У тебя нет никаких прав, никакого юридического статуса. Ты даже не можешь владеть собственностью.