Песня первой любви

Нужно ли объяснять вам, дорогие бывшие земляки, что все это я пишу на борту летающей мурманской тарелки, которая везет меня в коммунизм? Маленькие зеленые обитатели тарелки уверяют меня, что в коммунизме мне будет очень хорошо. Там много вкусненького, там большое пространство, немереное время для еще более углубленных размышлений обо всем на свете. Там мне купят пальто.

* Публикуется впервые

Я очень начитанный. Я все это читал. Я прочитал много книг. — Про таких, как персонаж этого рассказа, «образованщик» Утробин, простолюдины раньше говорили: «Зачитался». То есть слегка, а возможно, и сильно поехал на почве беспорядочного чтения недоступных его мозгу трудов и мучительных попыток понять, отчего же так дерьмово устроен мир. Ведь с такими основополагающими изысканиями не смогли справиться и более крепкие умы, чем утробинский.

Однако не хочу выглядеть бескрылым диссидентом, огульно глумясь над советской прессой. В ней, как ни странно, тоже есть очень много хорошего и правдивого. — Именно так считали многие граждане СССР. Свою эстафету они передали новому поколению лохов, полагающих, что вот-вот и все устроится. Или с помощью Гуманизма, Прав Человека, Духовности или, наоборот, по манию сильной руки и тени тов. Сталина. Дескать, не может же вечно длиться этот бардак? «Все будет, как будет, ведь как-нибудь да будет», — приговаривал один из героев гашековского «Швейка».

А речь здесь далее пойдет обо мне, летающей тарелке и коммунизме. — Личность тогда не значила ничего, рассуждения о летающих тарелках были философией для бедных, а от наглого вранья о том, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», впору было действительно рехнуться и залечь в дурдом с диагнозом «шизофрения» (от греческого «схизо», расщепляю). Характерен анекдот тех лет. Больной жалуется врачу: «Доктор, у меня что-то страшное — не то со зрением, не то со слухом. Я слышу по радио одно, а вижу совершенно другое». «Мы от советской власти не лечим», — отвечает умный доктор.

…козлина, фофан обтруханный… — Довольно характерные ругательства, которым интеллигент мог обучиться лишь в тюрьме, армии или сумасшедшем доме, от которого так открещивается персонаж Утробин.

Я, конечно, подвирал, что без ума от советской власти, но что-то и в этом есть правдивое… — Так от нее ведь граждане СССР действительно были «без ума», но только во всех без исключения смыслах этого словосочетания. Иначе такая власть не продержалась бы 74 года (1917–1991).

…я не замышляю свершить общественный переворот, потому что меня тогда посадят, как велел Ницше. — Вот-вот, дескать «свобода — это осознанная необходимость», если уж валить в воспаленный мозг всё до кучи.

Черт его знает. Или Бог — то есть наличие «высшего разума» персонаж все же признаёт.

…радовалась эта мещанская гадина, которую никогда не возьмут в коммунизм… — Отголоски пропагандистской борьбы с «мещанством» и «вещизмом», затеянной большевиками для отвода глаз от пустых полок магазинов.

…«человеческим, слишком человеческим»… — Картина в духе соцреализма: реакционный философ Ницше вовлекает советского инженера Утробина в бред.

Мепробамат — транквилизирующее средство, которое применяется в психоневрологии для лечения неврозов и неврозоподобных состояний, сопровождающихся тревогой, страхом, напряженностью, нарушениями сна.

…в окне появилась страшная зеленая физиономия инопланетянина в усах, смотревшая на меня тупо и туманно… — Что-то сомневаюсь я, что он в дурдоме не сидел. Хотя, может быть, парень Гоголя перечитал (в смысле опять же НАЧИТАЛСЯ).

На первое ДАЮТ бульон с курицей… — От одного этого глагола можно было завыть. В СССР ДАВАЛИ (за деньги, разумеется, и отстоявшему длинную очередь) все насущное: нормальную одежду, обувь, еду, питье, туалетную бумагу. А еще было слово ВЫБРОСИЛИ. «Итальянские туфли в ЦУМе выбросили!» — раздавался ликующий вопль обворованных государством «мещан».

«В прекрасном и яростном мире» — название одного из рассказов Андрея Платонова, который тоже, как и библиотекарь Н.Федоров, учитель К.Циолковский и персонаж Утробин, не был чужд космических идей.