Передача, как запомнилось Ниву, длилась несколько часов – он выключил радио, когда уже светало. Усталость, несмотря на бессонную ночь, почти не ощущалась. Он решил, что не ляжет спать – примет душ, выпьет чашку горячего хараса, немного прогуляется по утренним улицам, которые ещё пронизывает приятная ночная прохлада.
Но потом он всё же ненадолго прилег – и тут же провалился в сон. Небо за окном просветлело, с города спадала тень.
Ниву приснилось, что он гуляет на рассвете.
Город был другим. Дома уменьшились и не выглядели так вычурно, как раньше. Пропал скоростной бадван. Но больше всего изменилось то, что не дано увидеть глазами. Воздух. Нив даже остановился, ошалело озираясь и глубоко, часто вдыхая. Он больше не чувствовал пустыню. Небо затягивали облака, дул лёгкий прохладный ветер, под ногами не скрипел песок.
Он был дома, в Южном Хапуре.
В следующее же мгновение зарядил ливень, вода загремела по водостокам, в лужах вспучились пузыри. Нив перенёсся в другую часть города, к единственной в округе высокой башне с огромными часами. Стрелки растерянно показывали во все стороны света одновременно. Нив присмотрелся, и ему показалось, что часы идут задом наперёд.
Его кто-то толкнул, и он обернулся.
Нарастала торопливая беспорядочная толкучка, все прикрывались одинаковыми чёрными зонтами, как актёры из массовки для рагаза́ла. Ливень валил стеной, весь город смывали ревущие потоки.
Нив моргнул – и оказался на окраине.
Дождь иссяк, растаяли на небе облака. Нив быстро шёл вниз по улице, где-то вдалеке загорались первые фонари, но сумерки сгущались, и время неумолимо опережало его шаг. Когда Нив добрался до перекрёстка, опустилась глубокая ночь.
Он остановился и посмотрел на небо.
Сверкали сотни звёзд – и одна особенно яркая. Нив улыбнулся и попытался вспомнить созвездие, которое мерцало у него над головой. Название крутилось на языке. Он нахмурился, задумчиво склонил голову, а когда наконец вспомнил и вновь посмотрел на небо, то увидел лишь глубокую бездонную пустоту.
И проснулся.
Он написал заявление в тот же день и был уверен, что ему стоило решиться на этот шаг ещё раньше, однако, вернувшись после работы домой, засомневался.
Согласно порядкам – не формальным правилам, а именно негласным порядкам, о которых, тем не менее, знал каждый сотрудник бюро, – он должен был отработать в городе не меньше пяти лет. Никто не просил перевода по собственной прихоти, соскучившись по родным местам. Нив уже представлял, как ему придётся оправдываться за свою дерзость перед начальством. И даже если каким-то чудом его вернут в Южный Хапур, он может забыть об успешной карьере.
Вечером он снова включил радио, чтобы немного отвлечься, однако ничего похожего на вчерашний рассказ о пустыне не передавали; в комнату по центральной волне медленно вливался чей-то тоскливый голос.
Поначалу Нив не вслушивался, думая о заявлении и вспоминая подтолкнувший его к этому безумию сон, но потом заунывный голос борющегося со сном ведущего внезапно прервала бодрая мелодия, и уже совсем другой диктор объявил начало экстренного выпуска новостей.
Нив прибавил громкость.
– Нам только что стало известно, – послышалось из приёмника, – что около часа назад потерпел крушение пассажирский вахат, летевший из Южного Хапура.
Нив напряжённо уставился на радио.
– Вахат из Южного Хапура упал в северной пустыне в четырёхсот пяти милях от города. По предварительным заключениям, причиной крушения стала ошибка пилота. Каалака полёта была рассчитана неправильно, в результате чего снижение до слепой высоты началось ещё над поясом ветров…
Нив качнул головой. «Слепой» в городе называли высоту, на которой летали обычные виманы, не умевшие преодолевать зону молчания из-за магнетизма песков.
– На борту упавшего вахата находилось шестьдесят пять человек. По нашим данным, температура в мекхала-агкати сейчас…
Нив неожиданно рассмеялся. Ведущий по радио говорил о том, что крушение пассажирского вахата – это страшная трагедия, что будет проведено доскональное расследование, что спасатели будут спасать, а власти накажут виновных. Но он смеялся.
– Мы все шокированы произошедшим. Мы призываем наших слушателей почтить…
Нив выключил радио и подошёл к окну.
Уже стемнело, и на улице загорались ночные фонари. На небе не было ни единой звезды.
Нив работал в центре города, где пересекались все городские бадваны, и постоянное движение – толкучка на улицах, рёв пролетающих виманов, поезда, включавшие головной свет задолго до сумерек – продолжалось до тех пор, пока не садилось солнце, и на всех транспортных линиях не отрубался ток.
К западу тянулись скоростные бадваны, поднимавшиеся один над другим, чтобы разойтись во всевозможных направлениях – север, запад, юг, восток. Глядя на эти страшные воздушные развилки, кружилась голова. Дорожный камень под ногами дрожал из-за очередного пролетающего поезда. Восход солнца заслоняли высотные гармии, и солнечные лучи пробивались над остроконечными крышами лишь ближе к полудню.