Читаем Песня песка полностью

Из-за жёлтого освещения лицо её выглядело выцветшим и уставшим. Следы от зажимов маски — вокруг носа и у висков — покраснели. Ана потёрла воспаления пальцем. Кожа в этих местах истончилась и отзывалась болью даже на лёгкое прикосновение.

Из коридора полилась странная ритмичная музыка.

Отрывистые сбивчивые удары — будто кто-то отсчитывал колебания воздуха — сменялись незатейливым струнным переливом, напоминающим журчание воды.

Ана вышла из туалета. Коридор по-прежнему пустовал. Всё так же горели заплывшие грязью лампы на потолке, двери в классные комнаты были закрыты, и обшарпанный шкаф с белесым налётом на лаке загораживал единственное окно, оставляя лишь тонкую полоску света.

Ритм мелодии ускорялся.

Теперь это походило на сердечный пульс страдающего от одышки больного. Ана уже не держалась за стену. Она с любопытством оглядывалась по сторонам, а музыка то усиливалась, то затихала.

У прохода на лестничную площадку она столкнулась с Илой.

— О! — воскликнула Ила. — Ты меня напугала!

Ана виновато улыбнулась в ответ.

Они вместе зашли в учительскую.

Сад снова колдовал над приёмником. Увидев Илу, он распрямился.

— А вот и наша героиня! — выпалил он.

— Да ладно! — заулыбалась Ила. — Я ведь живу неподалеку. Представь, каково ей, — она глянула на Ану, — было добираться.

— Это да! Тебе как, лучше? — спросил Сад и тоже посмотрел на Ану.

Ей вновь стало тяжело дышать — дыхание сбилось из-за навязчивого внимания.

— Всё хорошо. Просто я немного… — и, не договорив, она коснулась тыльной стороной ладони лба, хотя и сама не понимала, что должен означать этот жест.

— Кстати, новый звонок просто отличный! — усмехнулась Ила. — Я, правда, всё никак не пойму, что это урок кончается.

— Привыкнешь! — фыркнул Сад. — Уж получше, чем раньше. Как сирена аварийная. Сегодня это было бы явно…

Радио, убавленное почти на нет, тихо шипело на столе. Сад вернулся в кресло, которое опять страдальчески застонало под его весом.

— Что-нибудь передавали? — спросила Ила.

— Да уж, драа… — Сад с трудом удержался, чтобы не выругаться. — Даже не спрашивай! Весь день какую-то ерунду крутят.

— Понятно, — сказала Ила.

Она присела рядом с шипящим приёмником и коснулась захватанного регулятора. Толстая красная стрелка на длинном табло неохотно сдвинулась с места.

— Бесполезно! — сказал Сад. — Лучше просто выключи его.

— Кстати, у меня только что был рекорд посещаемости на сегодня! — сказала Ила. — Целых пять человек!

— Ну, пять человек… Хотя на сегодня это и правда рекорд.

Ила наконец оставила в покое приёмник.

— А пойдемте в сама́д! — предложила она.

— Идите, — махнул рукой Сад. — Меня сегодня мутит от одной мысли о еде.

* * *

Самад — большое квадратное помещение с раскрашенными в разные цвета стенами — находилось на подземном этаже, и Ила нередко шутила, что эта размалёванная столовая является по совместительству ещё и га́тикой, противовоздушным убежищем. Солнечный свет в самаде круглосуточно заменяло электричество, а вместо окон на стенах висели картины с похожими на ставни рамами, изображающими то неправдоподобно звёздную ночь, то хмурый облачный рассвет.

Обычно в середине дня в самаде топились дети, гремела посуда, играла музыка, возбуждающая аппетит, но сегодня Ила и Ана сидели одни в тишине — лишь уборщик зашёл на несколько минут, передвинул пару стульев, забрал непонятно откуда взявшийся пустой поднос и удалился в подсобку.

Они разместились у стены, рядом с картиной, изображающей закат над дюнами — песок походил на пепел, а небо, меняющее оттенок с тёмно-серого на масляно-красный, напоминало зарево от костра.

— Диковатое место, — сказала Ила, — когда здесь нет детей.

— Мы как будто совсем одни здесь, — сказала Ана. — Точно тревогу объявили.

— Это недалеко от правды. Я не про тревогу, а…

— Да, я поняла.

— Даже не представляю, как ты сегодня намучилась! Ты ведь через Самкару ехала, да? Утром ещё передавали о том, что там творится, пока не начался этот заговор молчания. А раз уж сообщали в новостях…

— Меня утром не пустили на Нивартан. Наверное, вся линия отрубилась.

— Нивартан? — хмыкнула Ила. — Да они почти все северные отключили! Страшные дела. Была бы эта до́лия побольше, от города бы ничего не осталось. Говорят, она распалась на несколько частей, и все упали на севере! Такого, по-моему, ещё никогда не случалось.

Ана поняла, что так и не рассказала никому о том, что видела вчера.

— Один ведь упал не так далеко от тебя, — задумчиво произнесла Ила.

— Да, я видела ночью, — сказала Ана. — Как раз, когда собиралась идти спать.

— И ты об этом молчишь!

Заиграла музыка, но быстро затихла — кто-то в подсобке игрался с приёмником.

— И как это было? Что ты видела? — Глаза у Илы странно загорелись.

— Да просто пламя над домами поднялось, высокий такой столб огня с дымом, и небо озарилось, как при рассвете. Повсюду виманы кружили. Я, признаться, и не сразу поняла, что происходит.

— Кошмар! Я бы, наверное, от ужаса в обморок упала.

— Да нет, ты знаешь, всё как во сне было. Хотя, может, это потому, что я сонная была.

— Кошмар! Но я бы точно перепугалась. Ведь он мог и на твоей улице упасть.

Перейти на страницу:

Все книги серии Снежный Ком: Backup

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза