Песня, призвавшая бурю

– Дело не в этом, – прошептала я. – Я… у меня просто нет желания… на… на… то, что тут происходит…

Мне даже глаза не нужно было открывать, чтобы представить растерянное лицо Арезандера. Без сомнения он чуял мое желание, мой страх, а также ложь в моих словах – что, естественно, немного не сочеталось друг с другом. Скоро он сделает правильные выводы, и мне снова придется оправдываться за то, за что я оправдываться не хочу. Это лишь вопрос времени.

– Почему ты так сильно боишься самой себя? Того, кем ты являешься? – мягко спросил он.

Зараза, все произошло даже быстрее, чем я думала. Прибегнув уже к грубой силе, я взяла под контроль последние остатки одема, открыла глаза и с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Я не боюсь.

Я говорила правду. Я боялась не себя. Я боялась реакции окружающих. Маленькая, но значимая разница, но у меня не было никакого настроения это объяснять. Однако Арезандер, похоже, сам догадался, что к чему. Звук, который он издал в следующую секунду, был чем-то средним между фырканьем и смехом.

– Понимаю. Твои любовнички-люди не понимали, как это так получилось, что у женщины в их постели вдруг вырастали когти, да? – усмехаясь, он покачал головой. – И много ли парней с воплями сбежали с ложа любви?

Я мрачно посмотрела на него.

– Я не позволяла всему зайти так далеко. Я всегда себя контролирую, – контролировала до сих пор, по крайней мере.

Улыбка сползла с его лица. Он был ошеломлен и растерян.

– Ты же это не всерьез? Ты отказываешься от собственного удовольствия, потому что какие-то идиоты тебя испугались?!

В такой формулировке все звучало довольно глупо. Хотя да, строго говоря, именно это я и делала. Но я уж точно не собиралась обсуждать с ним эту тему.

– То, что понимается под удовольствием, – это лишь дело вкуса, – запальчиво фыркнула я.

– О, правда? Тогда объясни-ка, пожалуйста, что ты понимаешь под удовольствием? Ублажение неуклюжих и неумелых мужчин, чтобы ощутить хоть некое подобие страсти, в то время как ты, по сути, саботируешь саму себя?

А это пугающе точно описывало мою интимную жизнь. Тем сильнее у меня чесались руки, чтобы разделаться с ним и подавить его высокомерие.

– Зависит от обстоятельств, – отозвалась я приторно-сладким голосом, обнажая при этом правое плечо. – Когда в тебя стреляют железными пулями, тут уже не до удовольствия.

Когда Арезандер увидел шрам под моей ключицей, он так и замер. При этом в его глазах играл целый фейерверк цветов. Золотой вытеснялся новым фиолетово-синим оттенком, за ним сразу темно-коричневый и наконец яркий серебристо-серый, который я теперь буду определять, как гнев.

– Кто-то стрелял в тебя во время?..

– Ага, – подтвердила я максимально равнодушным голосом. – По крайней мере, он оказался отвратительным стрелком. С такого расстояния он должен был попасть мне точно между глаз, – собственно, он так и планировал, только вот руки у него предательски дрожали. – В его защиту стоит сказать, что это может быть очень болезненно, когда без применения оружия выставляют на улицу. И вслед выкрикивают крепкие ругательства. А время от времени и такое происходило.

Арезандер молчал – что меня не удивляло, потому что его челюсти были так плотно сжаты, что он в любом случае не смог бы произнести ни слова. Я неуверенно поддернула блузку на место. На самом деле я хотела заставить его почувствовать себя неловко, но от его резкой реакции у меня невольно сжалось горло. Не потому что я его испугалась, а потому что он придавал значение прошлому, чего не должно было быть. По крайней мере, если я не хотела сойти с ума.

Я постаралась непринужденно улыбнуться.

– Как бы то ни было, это было давно.

Я как раз хотела пройти мимо, когда рука Арезандера преградила мне путь. Он оттолкнулся от стены, не давая сбежать.

– И насколько давно это было? – поинтересовался он. Его голос звучал очень спокойно, но при этом жестко, и от этого по коже пробегал мороз.

– Достаточно давно, чтобы что-то из этого по-прежнему заслуживало внимания Сира сиров, – пробормотала я, не глядя на него.

Его теплые пальцы легли на мой подбородок и повернули мою голову в его сторону. Несмотря на ярость, бурлившую в нем, прикосновение его было бесконечно нежным.

– Здесь я решаю, что заслуживает моего внимания, а что нет, – заявил он тоном, не терпящим возражений. – И в данный момент меня крайне возмущает тот факт, что какие-то трусы-людишки заставили тебя поверить, что с тобой что-то не так.

– Мы можем поговорить о чем-то другом? Пожалуйста.

– Нет, не можем! – такая снисходительная решимость переполняла чашу моего терпения. – Назови мне имя, и я покажу этому подонку, что такое настоящий страх.

Ну все, хватит. Я оттолкнула его руку и гневно посмотрела на него. Если хочет, пусть арестовывает меня, подсовывает угрожающие соглашения и заставляет служить ему, но с какой стати он оспаривает те решения, которые до сих пор поддерживали мою жизнь?!