Песня Птицелова

Исколотые ноги кровоточили, камуфляж был порван сразу в нескольких местах, от бега с препятствиями до сих пор жгло в груди. Хотелось ругаться вслух, но он ограничился тем, что показал поверженному противнику средний палец. После этого, немного успокоившись, побрел обратно в глубь Зоны, к дому с неуютной, но его личной, персональной каморкой.

Пока он отсутствовал, в камере кто-то сделал уборку – поблескивали недосохшие полы, помойное ведро было чистым, дверь – гостеприимно распахнутой. Сашка прошлепал внутрь, по-прежнему ощущая неудобства из-за отсутствия обуви, прилег на край заправленного грубым одеялом топчана. Полученная за утро информация переполняла, требовала систематизации и тщательного обдумывания. Странно, но сосредоточиться на главном мешал наведенный порядок. Мысли скатывались в хозяйственную деятельность. Александр понимал, что сейчас, когда его статус поменялся с пленника на почти равного другим члена секты, должны неизбежно последовать изменения в его правах и обязанностях.

Рано утром вопрос стоял, без преувеличений, о жизни и смерти. Сейчас же насущным казалось, что именно от него, бывшего сталкера, могут потребовать в новом качестве. К тому же он по-прежнему почти ничего не знал о внутреннем устройстве места, где ему предстоит провести еще какое-то время.

Помочь разобраться в происходящем могла Юля, но она не появлялась, хотя, судя по ночному волнению, должна была ожидать его возвращения. Сашка вспомнил, что Лед был в святилище один, без хозяйки, и находился там ровно до того момента, как Камень вновь заговорил перед уходом. Кот тогда исчез незаметно, вероятно, прошмыгнул в калитку следом за жрецом.

Размышления прервал появившийся на пороге «брат». Сашка в очередной раз обратил внимание на пустоту в глазах большинства монахов. Какая-то непробиваемая стена во взгляде, наподобие серой мешковины, из которой были сшиты балахоны. Гость поставил на пол ботинки – Сашка только ухмыльнулся, – положил на топчан скатку из грубого материала и молча вышел, не закрыв за собой дверь. Ни тебе здрасте, ни до свидания!

Сашка развернул плотную тканевую стопку. Это был, разумеется, серый балахон, пара чистых носков и теплое белье. Пришлось переодеваться. С комбинезоном расставаться не хотелось, поэтому он аккуратно свернул его и сложил под подушку. Зеркала в каморке не было, но представить, как он сейчас выглядел со стороны, было несложно – здоровый, мускулистый детина в хламиде мышиного цвета и армейских берцах. Пугало огородное, по-другому и не скажешь!

В комнатку впорхнула Юлька, бросилась, прижалась к нему:

– Живой!

В ее голосе звучало, а в глазах светилось явственное облегчение. Помахивая пушистым хвостом, в камеру важно вошел Лед. Потерся о ногу Сашки, по-хозяйски улегся на одеяло.

– Что было? Как? О чем спрашивал? Что сказал напоследок?

Вопрос про «напоследок» добавил информации для размышлений – значит, он не первый, с кем его загадочное каменное величество изволил говорить по-человечески.

– Все расскажу, дай только отдышаться. Тут побегать пришлось немножко, только вернулся, только переоделся…

Юлька отстранилась, оглядела его с головы до ног, прыснула.

– Хорош монах! – едва сдерживая смех, сказала она. – Хоть на молебен, хоть на грядки, птиц отпугивать.

Сашка поймал себя на мысли, что любуется ей – рыжими волосами, смешливыми искорками в глазах, живой силе в каждом движении. Юлькин вид сильно контрастировал с серыми братьями: они казались камнем, а она – ярким огоньком.

– Юля, почему ты не такая, как они? – Вопрос вырвался сам собой. Юлькины смешинки тут же погасли.

– Это долгий разговор, не наспех. Жрец сказал, что ты остаешься здесь и что мне поручено за тобой… присматривать. Значит, сможем видеться, общаться, – сказав это, она покраснела. – Вечером, после молитвы. А сейчас надо бежать, на мне теплицы. Пойдем, Лед!

– Стой, а мне что сейчас делать?

– Тебе в трапезную идти, как раз женский час закончен, сейчас там мужчины соберутся. Куда дальше определят, скажет жрец, а братья проводят. Не бойся, ничего опасного тебе пока не поручат. Но и не расслабляйся, за живыми смотрят в оба, даже если ты этого не замечаешь. Особенно за неочищенными. Тебе Камень сколько сеансов назначил?

– Три. Что это будет?

– Все расскажу позже. А пока иди подкрепись. И не вороти нос, ешь как следует. Тебе сейчас силы вдвойне будут нужны.

Сашке хотелось ее удержать, задать еще кучу вопросов, а может, просто обнять, побыть еще какое-то время рядом, но Лед стоял на пороге, мотал хвостом, выражая недовольство, и коротко мяукал, поторапливая спутницу. Сашка наклонился, погладил его по мягкой шерсти, сказал:

– Да идет она, идет. Не сердись, брат…

Кот смотрел на него снизу вверх ярко-голубыми глазами, и Сашке казалось, что вот прямо сейчас он услышит человеческую речь. Причем не исключено, что тем самым голосом, чуть хрипловатым, не то комовским, не то отцовским.