Песня русалки

– На, запей, всухомятку лопать вредно, – голос звучал грубо, но Флинн улыбалась.

– Спасибо, – я вежливо поблагодарила и тут же сделала большой глоток.

Пиво приятно похолодило горло, а я поняла, что за последние часы настолько привыкла к жажде, что уже и не замечала, насколько она сильна. Напиток был терпким, с легкой горечью, но пился легко и приятно. От жадности я сразу выпила треть стакана и почувствовала, что слегка захмелела. По телу разлилось приятное тепло, а на душе стало спокойнее, показалось, что тусклый свет вокруг делает обстановку не столько мрачной, сколько интимной, позволяя чувствовать себя вдали от других гостей в безопасном уединении. В голове мягко перекатывались мысли.

Как мне повезло пробраться через темный страшный лес целой и невредимой. Добраться до этого городка и до этой забегаловки. Встретить не очередных грубых мужланов, а девушку, готовую поддержать и выручить. Где-то на задворках сознания появилась мысль: «А зачем ей это?» – но Флинн так добродушно улыбалась, подперев голову кулаком, что мне тут же стало стыдно за свою подозрительность.

Насытившись, я обгладывала последнюю ножку неторопливо и уже больше пила, чем ела. Усталость навалилась резко. Я добралась сюда совсем без сил, но страх помогал держаться и дальше. А сейчас, разомлев от сытости и тепла, я почувствовала, что глаза начинают слипаться. Пытаясь отогнать сонливость, потерла их и часто заморгала, но каждое движение ресниц давалось все тяжелее и тяжелее.

Опершись локтями на стол, я обеими руками закрыла рот, широко зевая. Подбородок уютно уткнулся в прижатые друг к другу ладони. И я замерла, уже не находя сил поднять отяжелевшую голову. Перед тем как провалиться в сон, успела услышать, как скрипнули по полу ножки стула напротив. А потом темнота за закрытыми веками увлекла меня за собой.

Когда я вынырнула из сна, то не сразу поняла, где нахожусь. Сознание будто затянуло туманной дымкой, и я просто лежала на кровати, пытаясь прийти в себя. Мягкая подушка под головой, упругий матрас и большое теплое одеяло в шелковом пододеяльнике напоминали об обстановке в поместье бургграфа. И на какую-то долю мгновения мне показалось, что побег и встреча с Флинн – всего лишь части странного сновидения.

Я присела на кровати и прижала одеяло к груди, оглядываясь по сторонам. Глаза постепенно привыкали к ночному полумраку, и темные силуэты мебели становились более четкими. Так же неспешно возвращались воспоминания о недавних событиях, а вместе с ними – и ясность мыслей.

Нет, это не могло быть сном. Я прекрасно все помнила. Отчаяние от того, как долго мне не удавалось набросить веревку на изгородь. Страшный вой незнакомого зверя в лесу. Полупустой городишко и всадник, издали похожий на Анкера. Тусклый свет злачной забегаловки, в которой оказалась. Светловолосая грубоватая Флинн. Наша беседа, ужин и то, как я уснула за столом.

Где же я теперь? Как здесь оказалась? И куда делась моя новая знакомая?

В поисках ответов я попыталась встать с кровати, и меня тут же качнуло. Голова закружилась, пришлось опереться о резной столбик кровати, чтобы не упасть. Несмотря на легкую тошноту и слабость, я упрямо сделала несколько нетвердых шагов в сторону окна. Убывающая луна освещала хорошо знакомый мне парк с извилистыми дорожками и высокими живыми изгородями. Я прислонилась к стеклу так близко, что оно запотело от моего дыхания. Не в силах поверить своим глазам, я даже потрясла головой, но картина не изменилась. Внизу, в мягком лунном свете расстилался тот самый парк, который я изучила как свои пять пальцев перед побегом из поместья бургграфа.

Глаза начало жечь. Как бы я ни старалась, сколько бы препятствий ни преодолела, а страхов ни перетерпела – все оказалось бессмысленно. А я слаба настолько, что даже не знаю, хватит ли мне сил добраться обратно до кровати. Я села у окна, чувствуя себя самой глупой, наивной и несчастной русалкой на всем свете. По щекам текли слезы, но я даже не пыталась вытереть их, просто продолжала смотреть в окно и часто моргать.

И когда за спиной раздался скрип открывающейся двери и тяжелые мужские шаги, не стала оборачиваться. Только сморгнула слезы, узнавая высокий пронзительный голос:

– Проснулась, значит.

Я не стала отвечать.

– А ты сегодня неразговорчива, дорогая, – в голосе бургграфа звучали издевательские нотки.

Я все так же молчала, и он продолжил после небольшой паузы:

– Впрочем, и я больше не готов потакать твоим капризам. Игры кончились. Либо ты ведешь себя смирно и поешь свои песенки, когда попросят, либо отправляешься на морское дно…

Удивление заставило меня обернуться, чтобы увидеть блеснувшую на лице бургграфа усмешку, когда он закончил фразу:

– …кормом для рыб.