Песня учителя

Потому что если он и впрямь хочет поймать ту неловкость, которая давно уже поселилась в стенах Академии искусств и свидетелем которой Лотта сама не раз становилась – а особенно сильно эта неловкость проявлялась в общении со студентами Академии, создававшими столько претенциозной чуши, что, критикуя ее, непременно прослывешь злобным ретроградом, – тогда отказываться Лотта не станет. К тому же при общении с некоторыми из ее собственных, амбициозных и эгоцентричных, студентов она тоже испытывает неловкость. Нет, бойкотировать проект Таге Баста нельзя, это означало бы в какой-то степени предать саму себя и Лайлу Май, а этого ей не хотелось, призналась она себе самой после бокала вина. Бедный бессловесный заяц…

Уже собираясь ложиться, Лотта получила мейл от Лайлы Май. Та робко интересовалась, не посмотрит ли Лотта на объяснительную, которую Лайла собирается отправить ректору на следующий день. Текст занимал всего полторы страницы, и Лотта, переполненная сочувствием, тут же взялась за дело: поправила неудачные формулировки, искажавшие смысл сказанного, и переписала отдельные фразы, чтобы ректору было понятнее, насколько непростая сложилась ситуация. Работая над текстом, Лотта почему-то разволновалась, а закончив и отправив мейл Лайле Май, она, очень довольная, рухнула в постель и заснула, что называется, как убитая.

Сообщения от Таге Баста приходили почти каждый вечер, с таким завидным постоянством, что теперь Лотта почти ждала их. Понять их было не всегда легко, но в отдельных моментах сомневаться не приходилось: он уже побывал дома у остальных преподавателей, участвовавших в его проекте, причем иногда даже по несколько раз, и жаждал заглянуть и к ней тоже. Хотя по лесу гулять он вовсе не против. Но и пива с ней он бы тоже выпил, желательно в ее любимом пабе, куда она сама часто захаживает. С чего он вообще решил, что она ходит в пабы? Или это шутка? Он что, дразнит ее? Лотта представила себе Таге Баста в пабе в компании преподавательницы балета. Впрочем, она едва ли пьет пиво. В коридорах Академии искусств он Лотте больше не попадался. Она открыла файл с материалами про театр в эпоху «Нетфликс», куда давно не заглядывала, и принялась читать с самого начала, но вскоре ей это наскучило, и она начала готовить следующие лекции о «Мамаше Кураж».

Таге Баст не объявился. «Ну и ладно, – подумала Лотта, – даже лучше, если на лекции его не будет». В этом она не сомневалась. Так всем будет проще сосредоточиться.

– Если мы питаем надежду понять это, – а Лотте хотелось, чтобы они поняли, – то нужно все отчетливо представить. Закройте глаза, – попросила она, и они повиновались. Они привыкли слушаться режиссера. – Можете даже положить голову на стол, – это они проделали с радостью, теперь главное, чтобы они не уснули, – представьте, что вы – солдаты, – продолжала она, – вы уже немало прошли, гонимые страхом, что на вас нападут. А если на вас нападут, то велика вероятность погибнуть, причем самым страшным образом. Вам отрубят руки и ноги, а глаза выколют. Изувеченные, ослепшие, окровавленные, вы лежите среди мертвых и умирающих, кричите, молите о смерти, просите, чтобы смерть освободила вас от невыносимой, нечеловеческой боли. Спрятаться вам негде. Вы смертельно устали и смертельно голодны; вы уже несколько недель толком не ели, от голода сводит желудок; тяжелые, потрескавшиеся сапоги натирают уже растертые до крови пятки и заледеневшие пальцы, но ни еды, ни отдыха, ни тепла не предвидится. Представьте это себе – ведь вам, возможно, придется выйти на сцену в облике Эйлифа, старшего сына Мамаши Кураж, которого забрали в солдаты! – Она посмотрела на студентов – двое уже спали, но некоторые юноши слушали. – Солдат Эйлиф, – невозмутимо продолжала Лотта, как она сама думала, в духе Мамаши Кураж, пусть даже это и казалось смешным; Лотта говорила голосом опытного рассказчика, ведь именно сейчас и начнется самое трагическое, – Эйлиф замечает крестьян со стадом, а стадо – значит, еда! Эйлиф смекалист и прозорлив, настоящий сын своей матери. Он заманивает крестьян в ловушку и убивает – закалывает ножом, а потом забивает скот и готовит праздничную трапезу своим однополчанам. Он собирает хворост, разводит костер и жарит сочные куски говядины. Ох, как же тепло у костра, на котором жарится мясо! Будь на месте Эйлифа еще кто-нибудь, разве он поступил бы иначе? А позже, когда он встречает собственную мать и полкового священника, то без смущения рассказывает о своем подвиге, потому что хорошо усвоил: нужда не подчиняется никаким законам. Затем Эйлиф решает поддразнить священника и спрашивает его: «Ну, что скажешь?» Но священнику правила войны известны, и он отвечает, что в Библии подобное напрямую не одобряется, однако там говорится, что Иисус накормил пятью хлебами пятьсот человек и так избавил их от голода. И любить своего ближнего стало проще. «Это просто, когда ты сытый», – устало говорит священник. Согласны?