Она сидела с ножом в руках, но срезать грибы ей не хотелось. Будь это возможным, она улеглась бы прямо тут и уткнулась в грибы носом. Лотта легла на землю, поближе к сморчкам. Они пахли даже сейчас, пока их не срезали, но запах мха перебивал аромат сморчков. Вот бы остаться здесь навсегда, в коконе покоя, какого она нигде больше не испытывала. Почему в ее повседневной рутине она лишена этого покоя? Почему спокойно ей только здесь, в лесу, когда она лежит, уткнувшись носом в мох? Может, уволиться, продать дом, купить избушку в глухом лесу и переселиться туда? Лотта стала прикидывать, во сколько это ей обойдется, но расчеты мешали ей, отвлекали, а отвлекаться было лень. Сколько она там пролежала? Как обычно. Потом она поднялась, отряхнулась и, встав на колени, срезала сморчки, стараясь подрезать их пониже. Затем она шагала, ощущая в рюкзаке их тяжесть – четыре маленьких сморчка, четыре отрады, пускай крошечные, но ведь это тоже неплохо. Возле Брюсгорда она нашла еще шесть штук – они ждали ее, красиво выстроившись под березой на просеке, всего получилось десять сморчков, прежде ей столько еще не попадалось, будто кто-то сжалился над ней.
Когда наступили сумерки, она повернула назад, потому что налобного фонарика сегодня не захватила. Лотта ехала домой по пустым весенним дорогам, предвкушая, как войдет в дом, пожарит сморчки в сливочном масле, сделает к ним омлет и, стоя у плиты, выпьет бокал красного вина. Она предвкушала, как поужинает, а за едой выпьет еще бокал, ужинать собственноручно собранными сморчками и омлетом – в этом нет никакого ребячества. А после она усядется перед камином, и пламя сохранит в ней покой.
Лотта отперла дверь и ни радио, ни телевизор включать не стала и свет зажгла лишь кое-где, берегла чувство леса, лесное умиротворение, благодать. Она старалась сдержаться и не смотреть на прихожую и саму себя словно бы со стороны, однако получалось с трудом. «Но, – подумалось ей, – жаль Таге Баст этого не видит». Как она входит в дом и дом наполняется лесной благодатью. Вот только в присутствии Таге Баста это едва ли произошло бы.
Лотта все же написала ему – своего решения помогать ему она не изменила – и пригласила его домой в среду. В ответ он прислал эмодзи: поднятый вверх большой палец и смайлик.
Потом Лотта отправила мейл студентам, попросив их к следующему занятию обдумать, как бы они поставили «Мамашу Кураж» на сцене.
А как бы она сама поставила сейчас «Мамашу Кураж»? Так, чтобы зрители почувствовали связь с современными войнами, в особенности с теми, в которых и Норвегия участвует. Да, намерение очевидное, но легко ли его воплотить?
Норвежские солдаты едва ли видят своих врагов и уж точно не видят страданий, которые причиняют как военным, так и гражданскому населению. Если ты норвежский солдат, вероятность быть убитым ничтожно мала, и никого из них не назначают ответственным за полковую казну. Это верно, но во всех остальных отношениях современную сцену военных действий вполне можно сравнить со сценами Тридцатилетней войны, и это Лотта непременно постаралась бы передать: общий хаос, размытый конфликт, непредсказуемость, когда твой вчерашний враг может оказаться завтрашним союзником, невозможность ориентироваться и вступать в долгосрочные отношения. И донести до зрителей, каким образом религией прикрывают жадность и жажду власти. Да! И еще как обычный человек пропитывается цинизмом, иначе не выжить, и в образах подобных людей каждый себя узнает! Однако надо показать, что циничный поступок, пускай совершенный от безысходности, повлечет за собой череду циничных поступков со стороны других людей, которые тоже силятся выжить; надо показать, как цинизм порождает цинизм, как именно этот порочный круг Катрин и пытается разорвать, и все остальные – мы – тоже должны попытаться разорвать его.
Лотте захотелось поставить «Мамашу Кураж» сегодня же, сейчас. Может, предложить студентам поставить ее в осеннем семестре, а репетировать по вечерам? Да! Она давно уже ничего не ставила, так почему бы вновь не попробовать себя в роли режиссера? И непременно сочинить для постановки несколько новых песен! Песню солдата ООН. Песню волонтеров. Песню Генерального секретаря НАТО? Да! Она сама их все напишет, прямо сегодня вечером и начнет. У нее уже пара строчек сложилась!
Но когда Лотта вытащила ручку с бумагой, вдохновение уже улетучилось, а, ложась спать, Лотта ничего путного придумать уже была не в состоянии.
«Нужно разорвать порочный круг, – думала Лотта, – да, это верно, вот только вопрос – как?»