Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

Дальше был праздник. Запылал разожженный костер, молитвы Способных Слышать потянулись вместе с жадными красными языками костра к звездному небу, закружились в танце обнаженные Жрицы, славя свою Богиню. Полилось рекой вино, затрещали на огне бараньи туши, и друзья потянулись к Раде с Лиарой, чтобы поздравить их со свадьбой. И искорка была рядом с ней, самая красивая, самая желанная, раскрасневшаяся от волнения, с золотыми кудельками, по которым скользили отсветы огромного ночного костра.

Как бы Рада ни старалась запомнить тот вечер, а все в нем сплелось в одну единственную волшебную песнь, золотую песнь счастья, любви, радости, Песнь Жизни. Перед глазами проносился калейдоскоп огней, красок и лиц, лишь одно из которых имело настоящий смысл, лишь одни глаза наполняли все ее существо бескрайней нежностью. И летняя ночь пахла так густо и пряно, была столь сладкой, столь тихой, что хотелось плясать, запрокидывая голову в небо, кружиться под этими звездами, что спелая вишня – протяни руки, да рви с неба. И Рада плясала, поднимая свою искорку на руках и протягивая ее под свет звезд, и искорка смеялась, а потом целовала ее, крепко и сладко, и никто не обращал на них никакого внимания, потому что все сейчас праздновали любовь и радость долгой летней ночи.

Когда уже совсем стемнело, далеко за полночь, искорка потянула ее за собой прочь из кутерьмы танца, смеха, веселья. Хмельная больше от счастья, чем от выпитого, от нежности и сладости всего происходящего, шатаясь и задыхаясь от пульсирующего в груди золота, Рада буквально вынырнула следом за ней из шума праздника. Держась за руки и не сводя друг с друга глаз, они зашагали прочь, под темную ночь, что клубилась у корней деревьев и кружилась мотыльками в стоячем воздухе.

Искорка привела ее на берег озера, тонущего в ночной тишине и темноте. Стоячая черная вода пахла прохладой, над самой ее поверхностью бесшумной тенью скользила летучая мышь. Словно ресницы озеро со всех сторон обхватывали заросли плакучих ив, и в полном безветрии к земле спускались их ветви, образуя шатры из тонких зеленых занавесей. Над горами на западе висела луна, и белая дорожка ложилась на черную воду, не колеблемая ни единым прикосновением ветра, и в ее луче мягко покачивались на воде большие ночные цветы.

Лиара смотрела на нее так, как умела смотреть лишь она: мягко, зовуще, с призывным светом, что горел на самом дне ее темных глаз. Рада не могла наглядеться на нее, на свою жену, суженную ей до самого конца мира. Она самыми кончиками пальцев дотрагивалась до ее лица, гладила его изгибы и целовала запредельные штормовые глаза искорки, и ее тонкие пальцы, и ее горячие губы. И теплая летняя ночь обняла их обеих своими мягкими крылами, укутав нежностью и тишиной на берегу тихого ночного озера, как будто на самом краю мира, где лишь они одни под звездами любили друг друга, искренние и чистые, как утренняя роса.

А на утро, когда первый туман ложился на черную воду, и над краем мира в нежном розовом бархате загорался краешек солнца, Рада едва слышно шептала, глядя в глаза искорки и пропуская пальцы сквозь ее спутавшиеся волосы:

- Я люблю тебя, моя небесная рассветная зоренька. И я буду любить тебя всегда.

И искорка смеялась, мягкой щекой прижимаясь к ее ладони, словно доверчивый теплый котенок.

========== Эпилог. Крик ==========

Крики разрывали на части морозный воздух, а вместе с ними обливалось кровью сердце Рады. Над головой ее растянулось бесчувственное равнодушное небо, бледно-голубое, такое высокое и холодное, что в нем запросто можно было утонуть. Ослепительно сверкало солнце на уже успевших слегка просесть под его первыми лучами сугробах. Но зима все еще не желала ослаблять хватку и уходить, хоть ее время уже прошло, хоть весна неумолимо и звонко ступала, как Роксана по небу, топя снега, заставляя звенеть ручьи, пробуждая в сердце щемящую звенящую песню, унять которую не было никаких сил.

Ноги Рады увязали в сугробах, пока она раненым зверем металась у крыльца Дома Жизни, где в тепло натопленной комнате, отделенная от нее толстыми бревнами стены, ее маленькая искорка вот-вот должна была дать жизнь их дочери. И проклятые бездушные Способные Слышать не пустили ее к искорке, чтобы в этот миг быть с ней. Чтобы держать ее руки и шептать, что все будет хорошо, чтобы сжимать ее плечи и поддерживать хотя бы так, раз никак по-другому Рада поддержать ее не могла. Только золотой комочек в груди нестерпимо сиял, словно кто-то бросил ей под ребра уголек из самого сердца костра, и в этом угольке скручивалась напряженной, готовой к броску гадюкой боль ее девочки.

Крик Лиары звучал в ее ушах, громом прокатывался сквозь все ее существо, и Раде казалось, что он гораздо громче, чем есть на самом деле. И она то и дело застывала на месте, громадными глазами глядя на заснеженные стены Дома Жизни, и кляня весь мир за то, что не может видеть сквозь них.