Песня волка

Эшли вышла из музея и отправилась обратно в отель, думая о Джози. Живя среди индейской философии, зашифрованной в примитивных рисунках и амулетах, Джози так и не смогла принять глубинного смысла ее народа — единения с миром природы. Она оставалась плотью своего времени.

Эшли притормозила возле ресторанчика "Матушки Клэр". Покинуть Уошбор не попробовав напоследок ее оладий, было бы непростительно. Женщина встретила ее с искренним радушием, заявив, что уж кого-кого, но настоящую леди, что однажды посетила ее ресторан, она конечно запомнила. Проводив гостью к лучшему столику у окна, матушка Клэр принесла ей оладьи и кружку горячего, крепкого кофе. Именно такого в каком нуждалась сейчас Эшли.

Мимо с оглушительным ревом промчалась "ямаха".

— Все носится и носится… — проводив нарочито недовольным взглядом удаляющийся мотоцикл, добродушно проворчала матушка Клэр. — Верите ли, уже с самого детства никакого сладу с ним не было. Как был сорванцом, так им и остался. И что из того, что стал шерифом? Уж я то его знаю, как облупленного, — покачала она головой.

— А мне кажется, миссис Клэр, что вы наоборот гордитесь им.

И без того широкое лицо индианки расплылось в улыбке. На щеках появились ямочки.

— Как же не гордиться этим негодником. Не зря драла ему в свое время уши, — и посмотрев на Эшли блестящими смеющимися глазами, вдруг присела за ее столик.

Хотя время подходило к обеду, посетителей не было и хозяйка ресторанчика могла себе позволить немножко поболтать, тем более что приятная молодая леди, кажется, была не против ее общества.

— Элк навел порядок в Уошборне и не собирается распускать молодежь, потакая всяким безобразиям. Раньше-то и дня не был, чтобы кого-нибудь не порезали и не покалечили. А уж, как здесь развернулся алкогольный бизнес. Элк набрал команду таких же сорви голов, как он сам и вычистил наш городок. Теперь он чуть ли не каждый день дежурит на выездах из города, и самолично проводит досмотр всяких сомнительных типов, по привычке наезжающих сюда из ближайших городов.

— Он один патрулирует дорогу? Но это же очень опасно и невозможно, — удивилась Эшли, вспомнив, как первый раз увидела Элка на дороге, когда он разбирался с водителем грузовика.

— Невозможно? Кому? Элку? — в жесте бесконечного удивления подняла руки матушка Клэр. — Леди, это точно не про него… Да он со своим бешеным темпераментом, да на своей тарахтелке везде поспевает. А вот, что опасно, тут я с вами соглашусь. Сколько раз приходилось врачам его штопать. Ведь места живого на нем нет, а ему не иметься. Я все грожусь ему уши за это пообрывать, да разве ж я дотянусь до них. Вон какой вымахал, где уж мне…

— Разве у него нет людей?

— Люди-то есть, да их не хватает. Элк к себе не всех берет, а если кого берет, то бережет пуще глаза. Народ-то верный, проверенный, но у кого семья, а кто в другом месте необходим. Вот он и крутится. Зато безобразий никаких, за что мы и выбираем его шерифом уже какой срок. Уошборн за него горой, а он за Уошборн. Так что, если он вам какую грубость сказал, зла на него не держите…

— Ваши оладьи загладили всю его грубость, — улыбнулась Эшли и доев последний кусочек, благодушно откинулась на спинку стула.

— Погодите, я еще принесу.

Из лежащего на столе портфеля раздалась мелодия сотового. Эшли извинилась, потянувшись к нему.

Понятливая матушка, забрав со стола Эшли пустую тарелку и чашку, тактично удалилась, а Эшли не понимающе смотрела на незнакомый номер, высветившийся на экранчике сотового.

— Алло? — отозвалась она.

— Эшли Кларк? — спросил хрипловатый надорванный женский голос.

— Да.

— Это мама Стенли Гарди. Мой сын не раз упоминал о вас. Кажется он хотел познакомить нас… — она замолчала, справляясь с рыданиями.

Эшли молчала. Какие слова могли утешить мать, потерявшей сына. Только не избитое: "мне очень жаль", фразу, которая так измельчала, что уже ни о чем не говорит.

— Мы сейчас в Уошборне, чтобы забрать сына. Но прежде мы хотим отпеть его в здешней церкви и если вы хотите… попрощаться с ним…

— Я приеду. Миссис Гарди, я буду молиться о вас и о Стенли… и простите меня… — Эшли отключила телефон.

Церковь она нашла сразу. Ее шпиль возвышался над крышами городских коттеджей. Трудно было не заметить ее белые стены, островерхую крышу под красной черепицей и узкие окна украшенные витражами. Выйдя из машины, Эшли вошла в ее благоговейный полумрак и гулкую тишину. У алтаря горели свечи. Посреди прохода, утопая в цветах, стоял обитый черным муаром гроб в котором покоился Стенли Гарди. Скамья в первом ряду была занята одетыми в траур людьми. Тихо рыдали женщины. Мужчины, опустив голову, скорбно молчали. Здесь были те, кто любил Стенли Гарди и она… Она тоже, когда-то позволила себе мечтать об общем с ним будущем и теперь вместе с ним хоронит свои надежды и мечты. Может быть, она любила именно их, а не самого Стенли?