— Поймите правильно, Деб. Как я уже говорил, в этом нет ничего особенного. — В нереальном, угнетающем свете настольной лампы лицо Адама казалось почти лицом фанатика. — Ясно, вы не отнесетесь к этому серьезно, у вас же есть свои планы на будущее. — По моей спине побежали ледяные мурашки. — Но он тоже, поверьте мне. — Он ощутил мое недоверие. — Когда вы ближе узнаете Колина, вы поймете. Он такой же ребенок, как Йен. Все, чего я хочу, — это чтобы вы его немного отвлекли. Магда никогда не позволит, чтобы ее оставили. Если она только почувствует, что такое может случиться, она сама уйдет. Вы окажете услугу и ей, и Колину, и прежде всего детишкам. Наверняка вы это понимаете.
— Хотела бы я суметь это сделать, — с сожалением сказала я. — Не то что бы я могла привлечь внимание Колина Камерона, но хотелось бы мне, чтобы смогла.
— Значит ли это, что вы отказываетесь? — резко спросил Адам.
— Не могу, — мягко поправила я. — О, я так же, как и вы, не хотела бы этого. — На мгновение я представила себе голубые глаза, встретившие мой взгляд над долькой шоколада в ожидании посадки, которая могла для всех нас стать роковой, — ясные, откровенные и еще — такие детские. Могла ли я им лгать, притворяться, что он меня интересует. Я любила его детей, но это было другое дело. Дальше этого я не заглядывала, и все, что мне оставалось, — это прибегнуть к своей обычной молитве: «Пожалуйста, Господи, пусть я всегда-всегда буду любить папочку. Аминь». Папу, которого однажды не повысили, потому что он был в принципе не согласен с чем-то, на чем настаивала квалификационная комиссия.
— Мне очень жаль, Адам, — спокойно сказала я. — Единственное, что я могу вам сказать: плохое дурным не исправишь.
Глава пятая
На следующее утро за завтраком, сидя за моим залитым солнцем столиком у окна и наблюдая, как легкий бриз щекочет флюгер, так что крошечная лисичка на его конце никак не может решить, бежать ли ей на террасу или к бассейну, я с тоскливым чувством вспоминала предложение Адама и нотку неприязни при прощании.
Кто из нас был прав? Я или Адам, который, наметив цель, стремился к ней самозабвенно, как те пони, несшиеся вверх по склону? Нелепо было думать, что он вообще мог заинтересоваться такой обыкновенной личностью, как я. И во всяком случае, если когда-то и интересовался, теперь с этим покончено. Я бы со всем покончила ради принципа.
Бесцельно вышла я на улицу, и к одиннадцати часам под теплыми лучами солнца, слушая мирное щебетание вьюрков и малиновок, до какой-то степени успокоилась. Отель быстро пустел. Машины отъезжали от входа, грохотали через решетку и поворачивали к морю или в сторону пустоши. Ни одна не подъехала к отелю, так что было похоже, что мама права, и надежды Илейн так и не сбудутся. Через несколько минут я отложила книгу и решила пройтись.
Собственно Торкомб — это крошечная деревушка у подножия холма. Он мог похвастаться только рядом коттеджей, маленькой старой гостиницей, почтой, гаражом и магазином, где было самое необходимое. Гостиница была светло-зеленая с красными ставнями, жавшиеся друг к другу коттеджи белыми с дубовыми дверьми. Перед одним стояло плетеное сиденье, на нескольких висели каретные фонари. Стены заросли цветами, красными и голубыми гортензиями и красными розами, яркими, как все в Девоне.
Это место так и просилось, чтобы его сфотографировали. Уже давно я решила этим заняться, и нынешним утром свет был великолепен. Я сделала один снимок старой конюшни сквозь арку и потом повернула камеру, чтобы захватить ряд коттеджей, некоторые из них, как я теперь поняла, были частью гостиницы. Я только собиралась нажать на спуск, как вдруг непонятно откуда раздался голос:
— Это папин дом!
Услышав этот бодрый, растягивающий гласные голос, который я сразу же узнала, я застыла, как вкопанная. Но я никого не видела.
— Это папин дом, — повторил голос. — Думаешь, я обманываю?
И другой очень знакомый голос завопил:
— Да, да! — сопровождаемый шумом веселой возни.
Значит, все же Колин Камерон приехал, и Йен получит свое купание. Я расплылась от удовольствия и не скрывала этого. Конечно же, глупо было, зная, что Колин и Магда не муж и жена, не подумать о той возможности, что он не обязательно остановится в «Тор Роке». Но где же они? Заинтересованная, я не спешила уходить. Еще некоторое время слышалось пыхтение и хихиканье, и наконец жалостный вопль Руфи: «Папа, ты меня раздавишь!» — указал мне направление.
Плетеное сиденье, по-моему, викторианской эпохи, имело очень высокую спинку и было таким глубоким, что, сидя в нем, вы могли оставаться незамеченным сзади. Двое шестилеток спокойно бы в нем уместились; но если там был еще и взрослый габаритов мистера Невидимки, то неудивительно, что Руфь стала выражать протест.
Мне надо было бы уйти, но я не ушла. Я стала, слушая и бессмысленно улыбаясь, наблюдать, как время от времени чья-нибудь рука на мгновение показывалась из-за темно-зеленой плетеной спинки.
— Папа, теперь уже пойдем? — Это Йен.