Отец проигнорировал мою фразу и протянул свою дряблую ладонь, накрыв ею мою руку. Из-за потери возлюбленной пятидесятилетний мужчина превратился в старика: глубоко запавшие глаза, вокруг которых сеточкой образовались морщины, уголки губ опустились, кожа свисала, седина покрывала голову Агрона. По драконьим меркам он был еще совсем молод, но разрыв связи не щадил никого.
– Ты влюблен в нее? – невзначай спросил отец, чуть сжав мою ладонь.
– Она мне интересна.
– Ты совершенно не умеешь врать, Михаэль.
– Знаю.
– Расскажи мне о ней.
Я мягко высвободился из хватки отца и встал с кровати, остановившись около мужчины подобно каменной глыбе.
– Ты правда думаешь, что после стольких лет истязаний я буду разговаривать с тобой по душам?
– Михаэль…
– Прости, но нет. Я рад, что разум вернулся к тебе, пусть и спустя столько лет. Жаль, что для этого понадобилось освободить магию, которая опасна даже для меня.
– Но ты ведь освободил ее не только из-за моего благословения.
– Не только. Сердце континента начало слабеть без магии, защита от богов рушится без подпитки сил. Я был вынужден это сделать.
– Нет, ты сделал это не ради благополучия континента. Все это ради девчонки, с которой ты едва знаком. Ты глупец, не ведающий, что делает, ты…
– Спи, отец, – вскинув руку, я устремил огонь на тело отца, убаюкивая теплом. Веки мужчины начали тяжелеть, он пытался что-то прошептать, но его речь стала напоминать череду бессвязных слов. Зевнув, Агрон обмяк и лег на подушки, чуть наклонив голову вправо. Руки отца безвольно упали вдоль тела, а дыхание выровнялось.
Я выстроил вокруг кровати огненный щит, через который не смогло бы пробраться ни одно живое существо. Обойдя комнату, попытался отыскать следы присутствия постороннего, но, видимо, Берт действительно услышал отца и пришел на крик. Разум родителя прояснился, но затем очередной приступ нравоучений, без которых обходился столько лет, опять взял верх. Я беззлобно усмехнулся и открыл окна в комнату, впуская прохладный свежий воздух, наполненный ароматом меда и кислых яблок.
Пройдясь по помещению, я не нашел ни одного острого предмета. Выдохнул и встал посреди комнаты, чтобы наблюдать за дыханием отца. Подняв руку ко рту, я вгрызся зубами в запястье и начал терзать плоть, пока не почувствовал привкус железа во рту. Сплюнув кровь на пол и преодолев огненный круг, подошел к кровати и присел на одно колено. Растерзанное запястье прислонил ко рту отца. Агрон, застонав во сне, сделал пару глотков и отвернулся, судорожно вздохнув. Я бережно стер с губ родителя красные капли, призвал огонь, затянувший мою рану, оставив на коже грубый шрам.
– С тобой можно общаться лишь тогда, когда спишь, – произнес я напоследок, перед тем как выйти из комнаты отца.
Сегодня я решил ночевать не в своей комнате. Дойдя до покоев Селестии, я ухватился за ручку и выждал пару мгновений. Распахнув дверь, почувствовал разочарование – мысли о том, что она могла вернуться во дворец, пронеслись вихрем в голове, действуя отрезвляюще. Пустая комната с заправленной кроватью, пара платьев, что висели на распахнутой дверце шкафа, лунный свет пробивался сквозь плотную ткань штор.
Я дошел до кровати, откинул одеяло в сторону и улегся, крепко обхватив подушку руками, вдохнул запах свежей травы, пепла и медового нектара – аромат Селестии. Странное чувство отозвалось в груди – будто тысячи когтей царапали нутро, но дракон крепко спал, мурлыча во сне.
Единственное желание, которое сейчас повелевало мной, – наплевать на все и забрать Селестию обратно домой. Во дворец. Ко мне. Будто я перенял зависимость отца по своей возлюбленной Мерисе, моей матери. Люди говорили, что невозможно испытывать такого сильного влечения, что все это всего лишь фальшь. У нас, драконов, все было по-другому: могли испытывать сексуальное влечение ко многим девушкам, но чувство тоски, одиночества и желания всегда быть рядом – только к той, с которой души были соединены мойрами.
Мне было все равно – кто она, откуда взялась магия огня и как долго придется ее добиваться. Я видел и чувствовал, как тело дриады реагирует на мои прикосновения. Пока этого было достаточно, чтобы огонь внутри вспыхнул пламенем, что дарило надежду на светлое будущее.
Наутро, встав за несколько часов до зари, я вернулся в свою комнату и попросил наполнить железную лохань холодной водой, чтобы привести себя в порядок. Каково было мое удивление, когда в коридоре столкнулся с отцом, который, придерживаясь за стену, о чем-то яростно спорил с прислугой. Подойдя ближе, увидел в глазах бедолаги ужас – то ли от того, что ее отчитывали посреди коридора, то ли от того, что Агрон, не покидавший покои несколько лет, выбрался из своего укрытия. Я жестом показал прислуге скрыться и положил ладонь на плечо отца, когда тот принялся раскидывать гневные тирады на весь коридор.
– Отец…
– Да что она себе позволяет?! Принести мне сок вместо рома!
– Вопиющая наглость, согласен.