Песочница: Цветущий ад. Том 2

Загадочная фраза старшего матроса означала, что мне нужно всего лишь увеличить или наоборот, понизить нашу высоту. На разных горизонтах ветер мог смениться до совершенно противоположного, что и впрямь должно было или облегчить, или вовсе отменить необходимость маневрировать. Ну и, следовательно — уменьшить нагрузку на парусную команду, чьи обязанности сейчас могли разделить только Ромка с Джоном.

Кстати, с точки зрения расхода топлива, лучше всего высоту было, конечно же, уменьшить. Я мог бы это сделать и прямо сейчас — «не отходя от кассы» — но слишком уж не терпелось лично оценить, насколько высоко мы забрались. В конце концов, это же мой первый полет. В каком-то смысле…

На пути к лестнице я обнаружил терпеливо дожидавшегося меня англичанина. «Чего это ты, братан? Думаешь, чего-нибудь не понял…» — удивился я, но он заговорил прежде, чем я успел озвучить свое недоумение.

— Сэр, не поймите превратно, но хотел бы посоветовать Вам, обязательно начинать переключение силовых машин с задней пары. Мы сейчас перегружены, и основная часть веса расположена именно в кормовой части, поэтому такой вариант сведет риск разлома корпуса к минимуму… — напомнил он.

«…Блин, мы же вчера говорили об этом!»

— Johnny, completely forgot about your advice…(Джонни, совсем забыл о твоем совете…) — искренне повинился я.

— Сэр, поверьте, я не хотел бы отчитывать Вас, но… — смутился тот.

— No, you’re right! We must not risk the ship because of my forgetfulness(Нет, ты прав! Мы не должны рисковать кораблем из-за моей забывчивости)

Скрип винтовой лестницы слился в одну короткую мелодию, и мгновение спустя я стоял на верхней палубе. Чуть в стороне над головой белело переплетение двух шелковых полотнищ, а под ногами — расстилалась смесь из яркой зелени, желто-коричневых проплешин и серо-черного или даже «шестидесяти оттенков» серого камня. Осознание, что мы действительно летим на высоте метров в шестьдесят пять — семьдесят, на несколько секунд вызвало во мне вспышку паники, но почти тут же душу затопил пьянящий и немного пугающий восторг.

— Господи, да мы же и, правда, летим!! — выдохнул я негромко и не без некоторого труда, потому что горло моё, оказывается, совершенно пересохло.

— «Твою мать! — привычно повторило эхо…» — хохотнул проследовавший за мной Ромка. — Скажи́шь⁈

— А то! — без малейшего сомнения подтвердил я.

Хорошо ощутимый кормовой ветер неплохо надувал паруса, но оазис под нами, да и куда более отдаленные горы, на первый взгляд, почти не двигались. Из-за этого не было ощущения движения. Намертво впившись пальцами в почти метровый фальшборт*, я осторожно заглянул прямо под наше судно.

И вот с этого ракурса уже было не ошибиться.

Один за другим произвольно выбранные макушки деревьев скрывались под корпусом. «Летим, ведь летим же, твою мать!!» — восторг снова плеснул дофамином в кровь, и некоторое время я с трудом удерживал себя на месте. Хотелось бегать, отплясывать или, как минимум, проорать чего-нибудь не особо разборчивое.

* * *

Последующие полчаса я бродил по палубе, постепенно осваиваясь. Попытки заглянуть вниз с каждым последующим разом пугали все меньше и меньше. В какой-то момент у меня даже мелькнула мысль, что если так пойдет дальше, я и сам смогу лазить по этим подозрительно тонким и внешне таким ненадежным веревочным лестницам, которые наш мореман называл «вантами».

«…Если собираюсь, стать нормальным капитаном, — не без внутренней дрожи думал я, — мне бы хорошо и самому разбираться в том, как и что тут устроено. В том числе — и с парусами бы разобраться…»

Собственно, все управление канонеркой ограничивалось моей способностью задавать ей высоту и использованием ветра, для придачи направления и скорости движения. Силовые машины отвечали за первый из параметров, паруса — задавали направление, а сила ветра — скорость.

Вот о последнем я пока, к сожалению, не знал даже толком, что именно нужно командовать. Одному человеку, тем более, слабо понимающему, что и как делать с этими здоровенными несимметричными кусками шелка, было однозначно не справиться с кораблем.

Вчера, когда Ромка с англичанином монтировали наше так называемое «парусное вооружение», питерец с уверенным видом проронил, что наша канонерка, мол, это «без всякого сомнения, двухмачтовая гафельная шхуна!»

Джонни обрадованно подтвердил это, а мне показалось ужасно неловко спрашивать, отчего это «канонерская лодка» вдруг стала «шхуной». Вроде бы моих куцых познаний было достаточно, чтоб знать: оба этих слова могли и сами по себе означать определенный тип корабля…

Улучив момент, когда англичанин отвлекся, я тогда все-таки решился прояснить ситуацию.

Ромка откровенно обрадовался возможности поговорить на любимую тему, и охотно просветил меня, что «канонерка» — это функция нашего трофея. Термин означает, что это именно небольшой артиллерийский корабль. А «двухмачтовая гафельная шхуна» — это о системе его оснастки.