Песочные часы

— Облачное.

— Нет, а какое облачное? — пристала Наташа. — Помнишь, я сказала, какое небо, а ты еще сказала, что боты наденешь. Помнишь?

— Нет, не помню! — сказала я обиженно. Я поняла, что Наташа просто экзаменует меня, чтобы потом издеваться.

— И я забыла, — сказала Наташа. — Весь день помнила, а потом, пока уроки делала, забыла. Я думала, может, ты помнишь.

Я видела, Наташе было тяжело сознаваться. Понятно, ведь она старше меня.

Я, чтобы утешить ее, сказала:

— А я еще раньше забыла! Я забыла почти сразу, как ты ушла.

Наташа немного успокоилась. И мне стало веселей: все-таки вдвоем страдать легче.

— А пойдем у Кати спросим! — предложила я.

— Она послала меня к черту, — сказала Наташа. — Она сейчас злая-злая. И «Тихий Дон» читает с пятое на десятое, сразу по десять страниц переворачивает. И в конец заглянула, я сама видела. А мне не велит в конец заглядывать. Я ей говорю: «Ага, мне не велишь в конец заглядывать, а сама заглядываешь». А она говорит: «Пошла ты к черту». Я и ушла. К ней сейчас не подступишься. У нее переходный возраст.

Мы посидели у нас, повспоминали то слово. Наташа сказала, что если встать точно на то место, на котором помнила, то обязательно вспомнишь. Но мы как следует не помнили, где стояли, когда произносили слово, так что ничего не вышло.

Наташа сказала, что хорошо помнит, где она стояла у себя дома, когда она еще знала то слово. Мы пошли к ней.

У Кати была в гостях ее подруга Нина, с которой они занимались в поэтическом кружке в доме пионеров. Нина была старше Кати на целый год. Она была очень серьезная, в очках, которые все время сползали ей на нос. Она училась уже в восьмом классе!

— Читала-читала и бросила! — говорила Нина, быстрым движением руки загоняя сползшие очки на место. — Не только натуралистично (тут мы с Наташей радостно переглянулись и ущипнули друг друга), но и страшно растянуто. Конечно, это мое субъективное мнение…

— Разумеется, субъективное, — быстро согласилась Катя.

— Субъективное… — едва слышно прошептала Наташа, а я не решилась даже прошептать. Только в глубине души восторженно отозвалось: субъективное!

— Вот почему, — продолжала Нина, — я и не стала дочитывать, хотя это и не в моих принципах.

— И не в моих тоже, — согласилась Катя.

— Принципах, — подтвердила Наташа.

А я только переступила с ноги на ногу. Кажется, слишком много для одного дня. Я всего не запомню.

— …И начала новую книгу, — Нина снова взмахом руки забросила очки на место.

— Интересно?.. То есть, — Катя смущенно поправилась, — я хочу сказать, хорошо написано?

— Хорошо — это не то слово, — ответила Нина. — Это… Как бы лучше сказать… Это…

— Как называется? — пришла Катя на помощь подруге.

— «Госпожа Бовари» Флобера.

— Про что там?

— Ни про что, — задумчиво ответила Нина. — Кусок жизни.

— Кусок жизни!.. — изумленно повторила Катя.

— Кусок жизни! — прошептала Наташа.

А я смотрела на Нину и думала: никогда, никогда я не стану такой умной, как она, даже если когда-нибудь буду учиться в восьмом классе. Надо хоть эти-то слова запомнить как следует и пойти передать Маринке.

В квартире у Вали

В плохую погоду можно всем двором собраться у кого-нибудь дома. Лучше всего — у Вали, в большой квартире, где в гостиной у стены стоит могучий резной буфет-дворец, а в нем живет разная посуда. В Валиной квартире непередаваемый, но ощущаемый мною семейный климат, в котором легко и свободно дышится.

У Вали две бабушки — маленькая, кругленькая Софьтимофевна и худенькая, изящная Марьтимофевна. Бабушки вносят в семейную атмосферу очаровательный стиль старомодной уважительности, несуетливости, вежливости. Бабушки встречают нас приветливой улыбкой, спрашивают: как здоровье? Как твои школьные успехи? Что ты сейчас читаешь? В отсутствие Валиных родителей бабушки не запрещают нам бегать по всей квартире, орать, опрокидывать стулья и кресла, но они делают нам замечания, если мы, например, обращаемся друг к другу «Валька!», «Мишка!», а не «Валя» и «Миша».

Невозможно себе представить, что в Валиной семье кого-то могут унизить окриком, оплеухой, тут вообще никогда друг на друга не кричат. Тут — разговаривают.

В Валиной квартире я проникаюсь прелестью обычных действий: встречи и прощания, разливания чая, обязательных слов — пожалуйста, спасибо, разрешите, здравствуйте, а не «здрасьте» или «приветик» — Валины бабушки этого мягко не принимают.

В Валиной квартире мы два раза в неделю занимаемся английским. К нам приходит учительница, мы рассаживаемся вокруг большого стола, покрытого скатертью с бахромой. Низко над столом — овальный абажур зеленого стекла с бронзовыми медальками и подвесками из стеклянных трубочек. Если провести пальцем по трубочкам (что не поощряется), они издают едва слышный звон и долго волнисто раскачиваются.