— Утром тюльпан-н-н раскрывается, вечером — закрывается. Тюльпан-н-ное дерево расцветает, а потом лепестки падают… падают… На землю…
За роялем — тоже красивый седой старик, пианист Андрей Владимирович, импровизирует коротенькие музыкальные этюды. Под команды-присказки Людмилы Николаевны в зале на желтом ковре возникают и исчезают, чтобы смениться другими, веселые, таинственные, смешные, симпатичные образы: моторные лодки в бурю, человек, рубящий дрова, поросята, цветок, раскрывающийся в тропическом лесу, жуки, перевернувшиеся на спинки и болтающие лапками, парашютики. И все это настолько зримо, понятно, что движешься, почти не замечая собственных движений.
— Гадюки! Удавы! Медянки! Ужи! Ползут на нас из темного леса! Спасите! Наши! Души! От! Змей!
Руки змееподобно изгибаются от плеча до кончиков пальцев, и я слышу, обращенное к себе, громкое:
— Молодец!
И радость от похвалы чудодейственно разжимает напряженные мышцы, я чувствую, что у меня получается, что я не такая уж неуклюжая!
Господи, как же нужна похвала таким вот гадким утятам! Как я благодарна Людмиле Николаевне Алексеевой!
Зимний троллейбус
Вечерний троллейбус «Б», полупустой, с заиндевевшими белыми мохнатыми стеклами, движется по Садовому кольцу. Я сижу у окна и сквозь протаянный ладонью и дыханием прозрачный мокрый кружок смотрю, как проплывают мимо витрины-аквариумы, снуют темные человеческие фигуры, мигают фары машин, и представляю себе, что лечу над другой планетой и наблюдаю из своей кабины за жизнью незнакомой цивилизации.
Мама думает, что я в школе, на дополнительной математике. Пусть думает.
…Или так: Машина Времени летит в будущее. Пассажиры — не просто пассажиры, а экипаж. Мои спутники по Времени, мои друзья. Когда кто-то сходит на своей остановке, я мысленно прощаюсь с ним, потому что знаю, что мы никогда больше не встретимся. Это так и называется: сойти на своей Остановке. Рано или поздно все сойдут — таков закон Времени. Но придут новые.
Вот они возникают из клубящейся заоконной метели, из холодного белого пара Времени. Морской офицер, парень в мохнатой ушанке, толстая тетка с авоськой, набитой мандаринами… Кто сядет рядом со мной? Только бы не эта тетка. Нет, села впереди. А со мной рядом садится моряк. Я с безразличным видом смотрю прямо перед собой, но всю меня обжигает восторгом и трепетом мгновенной влюбленности в это худощавое молодое лицо, в эту черную шинель с золотым шитьем, в эти черные, туго натянутые перчатки.
…Он командир экипажа, его зовут Грэй. Он любит меня, а я его, но мы скрываем свою любовь друг от друга.
Но что это?! Взрыв! Вышло из строя автоматическое управление, и машина вдруг помчалась со страшной скоростью, но только не вперед, а назад, в Прошлое! Всеобщая паника, но мы спокойны. Мы вместе, и больше не надо скрывать друг от друга свою любовь.
Пещера. Горит костер. Один за другим сходят на своей Остановке наши товарищи по экипажу. Нас становится все меньше и меньше. Отсюда, из этого каменного века, таким прекрасным кажется Наше Время! Нам не дожить до него. Но наши внуки, правнуки… Правнуки наших правнуков… О, как им долго добираться до Наших Дней! Им предстоит идти по Времени обычным путем, у них нет машины.
Вернее, она есть, но может двигаться только назад, в Прошлое. Грэй и те, кто начал путь с нами, чинят ее вот уже много лет. Но мало надежды, что починят.
Идут годы, и дети наших детей слушают у костра легенды о Нашем Времени, о многоэтажных домах, автомобилях, о глубоком мягком кресле, куда можно забраться с ногами, укрыться пледом и читать книжку с картинками.
Уже никого не осталось из тех, кто начинал путь вместе с нами. Только Грэй и я. Никто не верит, что можно починить машину. Только Грэй все еще пытается найти неисправность.
Поздно ночью он возвращается. Он стар. Но для меня он так же красив, как в молодости, и в его взгляде, устремленном на меня, все та же любовь.
«Нашел, — говорит он тихо. — Мы полетим назад по Кольцу Времени и замкнемся на той минуте, откуда начали свой путь».
…Рука в черной перчатке поднялась, поправила черную ушанку. Потом он встал и пошел к дверям.
«Куда ты?! Не уходи, Грэй!» — «Прости. Пришло Время. Я должен сойти на своей Остановке. Прощай».
Двери раскрываются. Он сходит. Двери закрываются. Я прихожу в себя и понимаю, что плачу. По-настоящему плачу, слезы так и бегут по щекам. Что это было? Сон? Игра? Мечта? Какая разница. Главное, я жила в эти минуты, жила своей собственной жизнью, ни один спектакль, ни один фильм не могли бы мне дать ничего подобного.
Троллейбус покачивается, позвякивает. Я смотрю в протаянный кружок. Парк Культуры. Зубовская. Первый Неопалимовский — моя остановка. Кольцо замкнулось. Я вернулась в свое Время.
Арбатские переулки
… А еще той зимой я полюбила бродить одна проходными дворами Арбатских переулков.
От Смоленской и до самой Арбатской площади можно было пройти дворами, пролезая сквозь оторванные доски деревянных заборов или обходя поленницы дров.