Песочные часы

— Я не могла, поймите, я не могла, — я с трудом села на колени. — Я не стала бы ни от кого рожать, ни от одного хозяина, просто потому, что я живой человек и тоже чего-то хочу или не хочу. А ребёнок… Дети должны быть любимы и рождаться по взаимному согласию. И не для того, чтобы их потом продавали.

— Убирайся, уйди, чтобы я тебя не видел, — глухо пробормотал норн, убирая плеть за пояс. — А то убью. Или сделаю ещё что-нибудь хуже.

Уже в дверях он обернулся и спросил:

— Кто тебе их дал в замке? У тебя не было денег, за ворота тебя не выпускали.

— Простите, но я не скажу.

— Ты никогда ничего не говорила, даже о себе, когда я пытался узнать! И сейчас хотела признаться только под угрозой неизбежного наказания. А так бы всё смотрела и лгала? Нет, нужно было заживо содрать с тебя кожу, но права, тысячу раз была права снэрра Джованна, — я слишком мягок к тебе. Всё слишком…

Хозяин покачал головой, а потом, внезапно выхватив кинжал, со всей силы вогнал в дверной косяк. Когда он ушёл, оружие так и осталось в плену дерева, воткнутое по рукоять.

Я, как зачарованная, смотрела на него, понимая, что в удар были вложены все клокотавшие в норне чувства. Они должны были обрушиться на меня, но не обрушились. Из-за моих слёз. Никогда бы не поверила, что его остановят мои слёзы.

С трудом доковыляв до подвала и приложив к синяку на щеке лёд, я ожидала, что вот сейчас появится дворецкий или кто-нибудь из слуг и попытается надеть на меня ошейник хыры. Но этого не произошло. Ни сегодня, ни завтра, ни на текущей неделе.

На кухне мне посочувствовала Карен, перебинтовала руку, напоила вкусным крепким чаем, явно, не для служанок, без лишних расспросов предложила обработать мои ссадины и ушибы. Конечно, зачем спрашивать, если никто, кроме хозяина, так избить не мог.

Оказалось, всё не так страшно, во всяком случае, шрамов не будет.

— Он будто с ума сошёл, чуть не убил двоих хыров, одному парню руку сломал за то, что был неповоротлив, — сообщила Алоиз, тоже вдруг проникшаяся ко мне сочувствием. — Как зверь. Что случилось-то? Это из-за тебя? Пока здесь живёшь, ни разу ведь не ударил, даже голос не поднял, смотрел так ласково, баловал — а тут вдруг…

Рассказывать я не хотела — осудят.

Боясь подниматься наверх, весь день провела на кухне, помогая готовить, вытирать и расставлять по полкам в буфетной посуду. Часто присаживалась на табурет, пережидая тупую боль. В конце не выдержала и прилегла в закутке рядом с чуланом. Закрыла глаза и просто лежала, ожидая, что же будет дальше.

Я преступница, преступница по местным законам, к тому же нанесла виконту личное оскорбление, он этого так не оставит. Сейчас к нему вернётся трезвый рассудок, хозяин заедет за солдатами, и завтрашний рассвет я встречу на площади Слёз. Или не встречу. Бросят в камеру с заключёнными и оставят до утра.

Но никто не приходил, только Карен предложила довести меня до комнаты. Я отказалась: боялась туда возвращаться, снова видеть этот кинжал, клочки бумаги, осколки стекла на полу, капельки крови… Но она настаивала, что мне необходимо лечь, и, раз болит, позвать врача.

Поддавшись на уговоры при условии, что Карен посидит со мной, я поплелась к лестнице.

На межэтажной площадке я столкнулась с госпожой. Она была в ночной рубашке и пеньюаре, бледная, с тёмными кругами под глазами. Такая худая…

При виде меня норина Мирабель ахнула и приказала отвести меня в её спальню. Там она, на время позабыв о собственной утрате, уложила меня на кровать, приложила примочку из спитого чая к синяку на щеке и отругала Карен за то, что та не удосужилась позвать врача.

— Не нужно, госпожа. Вы так добры ко мне, но хозяин будет недоволен.

— Не будет, — улыбнулась норина Мирабель. — Он сам просил посмотреть, что с тобой. И, как оказалось, не зря.

Я удивлённо округлила глаза. Хозяин просил? Но зачем? Если меня должны повесить, то зачем лечить?

Сознание того, что норн совсем рядом, через пару комнат, в кабинете, заставляло сердце биться так, что перехватывало дыхание. Он велел мне не попадаться на глаза, зря бы не предупреждал. Конечно, норн ведь так хотел детей, ещё до женитьбы на норине Мирабель. Детей от меня. В последние годы помешался на этом, а теперь ещё болезнь госпожи… Его тоже можно понять, особенно, если вспомнить, кто я есть.

Не стоило мне пить с утра эти капли, так бы могла оказаться беременной, и он бы меня не тронул… Но прошлого не вернёшь.

Врач внимательно осмотрел меня, выявил ряд ушибов средней тяжести, не опасных для жизни и здоровья. Теперь я и сама видела тёмные обширные синяки и припухлости на коже. Доктор велел денёк-другой полежать, регулярно прикладывать к ушибам грелку и наложил на самые серьёзные давящую повязку с какой-то мазью. Другие просто обработал тем же составом.

Хыры осторожно перенесли меня в мою комнату, где уже успели прибраться. Кинжала тоже не было — ещё бы, такой соблазн! Только я бы всё равно не смогла его вытащить.

Норина Мирабель распорядилась дать мне снотворного, заявив, что сегодня обойдётся без него. Не ожидала от неё такой заботы, даже о собственном горе будто на время забыла…