Песочные часы

Его раздражали истерики дочери, но на слёзы вызванные болью, он живо реагировал, хоть и сдержанно, без буйной испуганной активности госпожи.

А Рагнара хозяин любил. Улыбался, позволял дёргать за волосы, нередко что-то делал, держа сына на коленях. Даже мог на руках покачать, когда тот плакал, правда, недолго, долго норн ни один детский плач не выносил.

Рагнар подрастал, и я начала возвращаться к прежним обязанностям. Их, правда, стало меньше — в этом та женщина с торгов не обманула, материнство даёт торхе больше свободы. Пыль я больше не вытирала, окна не мыла, разве что в своей комнате. 'Своей комнатой' я называла угловую комнату для гостей, из которой, вопреки логике, меня не выселили. Зато я так же ходила на рынок, прислуживала господам и, разумеется, заботилась о сыне. Рагнар был моей первой и самой важной обязанностью, которую я выполняла с удовольствием. Но, будучи честной сама с собой, бывали дни, а особенно ночи, когда я мечтала, чтобы он куда-то делся. Особенно по ночам, когда сын изводил меня беспричинным плачем. Ему ничего не было нужно, ничего не болело (по словам врача, малыш был совершенно здоров, крепкий, хорошо развитый для своего возраста), ничего не могло испугать — а он кричал. Даже грудь не помогала. Стыдно, но мучаясь бессонницей, безуспешно в который раз укачивая надрывающегося от плача, красного Рагнара, я мечтала уйти и оставить его одного. Вернуться в свою холодную клетушку, заткнуть уши и выспаться.

Оказалось, что у него режутся зубки. И спасения от этой напасти нет. Более того к моим бессонным ночам, она принесла с собой новые неприятности: Рагнара начало лихорадить, а изо рта вечно капали слюни.

Если бы не кормилица, я бы, наверное, сошла с ума, стала бы раздражительной и злобной, и так один раз, когда сын долго не унимался, не выдержала и прикрикнула на него. Бедняжка испугался и замолчал, а я потом целую неделю корила себя за отвратительный поступок.

К Тьёрну я зашла уже накануне своего дня рождения, когда хозяин на несколько дней уехал из Гридора. Зашла не одна, а с сыном. Так, на всякий случай — не станет же он при ребёнке. В моём распоряжении было около четверти часа, пока сопровождавший нас слуга не разберётся со списком моих покупок. Вернее, не моих, а для норна Рагнара (да, мой сын норн, а я рабыня, интересно, когда вырастет, хотя бы матерью останусь, или тоже в прислугу превращусь?), норины Ангелины и норины Мирабель. Сославшись на то, что без меня сын начнёт капризничать (это правда, чужие люди его пугают, хотя он не плачет, а просто надувает губки и смотрит на них исподлобья), осталась ждать его на улице, прогуливаясь по улице Белой розы.

Собственно, заходить внутрь я не собиралась, просто гуляла, взяв Рагнара из коляски на руки, показывала яркие вывески, интересные дома — всё, что могло его заинтересовать. Сын радостно разговаривал на своём языке, который я постепенно начинала понимать, периодически норовил потрогать и стащить мой браслет.

А в конце прошлой недели он впервые произнёс что-то похожее на 'мама'. При хозяине. Всего одно слово — а сколько радости! Его первое слово. Теперь учила Рагнара называть 'папой' норна. Безуспешно, конечно, ещё слишком маленький.

Рагнар любит повторять за мной звуки, но при отце то ли стесняется, то ли упрямится, хотя ручки к нему тянет. И улыбается. Хотя, это взаимно.

Мы играли с ним в ладошки, когда нас из окна заметил Тьёрн. Вышел, окликнул меня, предложил зайти в дом.

Рагнар недоверчиво осмотрел его и на всякий случай прижался ко мне.

Я согласилась, зашла, сказав, что только на пять минут. Выпила чаю (у магов он мгновенно получается), позволила сыну поползать по ковру: его заинтересовал пёстрый рисунок, заставивший забыть, что мы находимся в доме 'чужого дяди'.

Тьёрн внимательно, сосредоточенно рассматривал малыша, мне даже показалось, что неприязненно, чуть ли не ревниво, а потом, улыбнувшись, заметил, что тот — вылитая копия отца.

— Надеюсь, норн не забыл про древний неписанный закон. Или он ждёт, пока у сына отрастут волосы, и определится цвет глаз? Но и слепому понятно, что зелёными они не будут, а волосы уже двуцветные. Как у истинного норна, не полукровки, вроде меня, — маг усмехнулся. — Видимо, у Тиадеев сильная кровь, раз практически полностью заглушает твою. Но взгляд у него твой. Может, и характер. Хороший малыш, красивый… Он хоть его любит?

Я кивнула. Души не чает — так будет вернее. Мало того, что сын, так ещё и наследник.

— Про тебя не спрашиваю, сам вижу. У меня ведь для тебя подарок, Иалей, сейчас принесу. Извини, что заранее, но не уверен, что мы скоро увидимся.

Тьёрн вернулся с небольшим холщовым мешочком, из которого я извлекла сферу из чёрного, похожего на оникс, камня с белыми прожилками.

— Ты сможешь это спокойно носить, не вызывая вопросов. На вид — простой недорогой камень, но на самом деле — амулет. Он отводит сглаз и оберегает жизнь. Прими на счастье!