Песочные часы

Подняв руку, Тьёрн позволил парившей материи обхватить и слиться со своей кожей, став с ней единым целым. Сжав в горсть пальцы второй руки, он поднёс её ко рту, что-то прошептал, сжал в кулак, сделал в воздухе волнообразное движение и, произнеся на выдохе: 'Подчинись!', выбросил вперёд, разжав пальцы.

Линии на полу вокруг меня вспыхнули, заискрились, наполняясь огнём. В конце концов, остался гореть только круг, октаэдр и треугольник же пульсировали.

Когда волна голубоватого магического света касалась моей руки, я ощущала лёгкое покалывание и холодок, будто от соприкосновения со льдом.

Засучив рукава, Тьёрн измазал пальцы не соприкасавшейся с материей руки в жидкости из блюдца, провёл ею по пластине, затем капнул жидкостью из флакончика. Ничего не произошло, и маг шагнул ко мне с ножом, уколол палец и измазал пластину в крови. Я, как и договаривались, не издала ни звука, не дёрнулась.

От соприкосновения с моей кровью (Тьёрн на неё не поскупился) пластина засияла, даже не засияла, а будто накалилась. Положив её на стол, маг вернулся ко мне, сделал какой-то пас рукой и отрывисто прочитал заклинание, превратившего холод линий треугольника в нестерпимый жар, разошедшийся по всему телу и откатившийся обратно, взметнув искры, превратив контуры фигуры в осязаемый металл, излучающий свет. Он пронзил браслет, тогда как мою руку огибал.

Маг смело встал одновременно на горящий круг и пульсирующий октаэдр, заведя какую-то заунывную речь с периодическими взмахами руками и начертанием рун. Я испугалась, заметив, как пламя и сияние одновременно скользнули вверх по его ногам. Столкнувшись в районе сердца, они завихрились, образовав небольшой, похожий на шар, сгусток. Тьёрн отдал его мне, велев взять в ладони, встать и подойти к столу.

Голова кружилась, дыхание стало рваным. Я едва не теряла сознание, но маг и не думал мне помогать, замерев со стилосом в руках. Причём, держал той самой, на которой были частички кожи хозяина.

Я мельком глянула на пластину: она отображала моё местоположение! Неужели сработало?

Маг наклонился к нечто в моих руках, произнеся две каких-то фразы — и сгусток воспарил к потолку, замер на мгновение и мягко спланировал на пластину, войдя и преобразовав её.

Тьёрн попросил вытянуть руку и вывел на браслете вязь из слов и знаков.

— Я, виконт Сашер Ратмир альг Тиадей, коннетабль Арарга, приказываю тебе разомкнуться.

Увы, браслет щёлкнул, но не разомкнулся.

Покусывая губы, маг задумался, затем погладил браслет, вывел другой символический ряд и спросил:

— Ты признаёшь меня?

Браслет немного сдвинулся вниз и тут же вернулся обратно.

— Тогда завтра ровно в полночь ты разомкнёшься.

Никакой реакции.

Тьёрн потянулся за пластиной и, крепко сжав её, несколько раз повторил: 'Ты истинная'.

— Всё, иди домой, — устало вздохнув, прошептал маг, сев на пол. — Я сделал всё, что в моих силах. Связь с пластиной в замке нарушена, правду отныне показывает эта. Потом попробуем изменить имя хозяина на браслете — меня он всё же до конца не принимает. Видимо, маг виконта что-то вплёл в серебро. Но ничего, браслет мы снимем. С каждой милей от замка сделать это будет всё проще — рушатся цепочки магического плетения, которые я надрезал.

Видя, что мне нехорошо, Тьёрн предложил спуститься на кухню и заварить себе крепкого чаю — 'И из банки с коричневой крышкой щепотку травы добавь. Извини, сама'.

Я кое-как, держась сначала за стены, затем за перила, добралась до кухни, затеплила огонь и поставила чайник. Чай нашла не сразу — тяжело ориентироваться на чужой кухне.

После получившегося напитка стало намного лучше. Голова прояснилась, исчезла слабость.

Домой пришлось возвращаться бегом, чтобы госпожа ничего не заподозрила, а на перекрёстке выравнивать дыхание.

Норине я соврала, что платье ещё не готово.

Среда казалась мне бесконечной. Я не находила себе места, сидела, как на иголках, даже вышивание не приносило желаемого спокойствия.

Не нарушая привычного распорядка, позавтракала у себя ещё до того, как проснулась норина Мирабель, покормила Рагнара, помучилась немного с тошнотой, которую сумела заглушить маслом имбиря и мяты — в своё время советовали, помогало. А ещё выручал лимон — когда меня 'накрывало', жевала кислые дольки. И с собой купила, чтобы в дороге не мучиться.

Дальше — тоже привычно. Утренний туалет госпожи, скрашенный болтовнёй, занятия с сыном, прогулка с ним и нориной Ангелиной. Её тоже иногда отпускали со мной (обычно с ней гуляли мать или няня) — вот когда помощь слуги была неоценима! Попробуйте уследить за двумя сорванцами! Ладно, Рагнар, он хотя бы бегать не умеет, зато быстро ползает и норовит всё засунуть в рот, а Ангелина непрочь пошалить. Они так меня выматывали, что к обеду я с ног валилась.

Перед обедом снова тошнило, но я радовалась, что до, а не вовремя. Госпожа и так волнуется, что я стала меньше есть. Мы с ней за одним столом сидим, так что скрыть невозможно.

Весь вечер просидела дома — надобности выходить не было. Делать ничего не могла, просто бродила, мысленно прощаясь с комнатами. И с их обитателями.