Песочные часы

— Зачем? Купите себе новую торху, красивую и приятную во всех отношениях. К тому же, я ведь порченая вещь… Лживая, неблагодарная, упрямая, приносящая одни огорчения и неприятности. Столько усилий, чтобы найти меня и даже не наказать — вы сами подтвердили, что не причините вреда. Или имели в виду только себя, а не араргского квита?

Виконт покачал головой:

— Всё совсем не так. И мне не нужна другая торха, не будет у меня другой торхи. И ты не вещь, не рабыня, как ты можешь говорить такое?! Ты — совсем другое. И Рагнару ты нужна, он верит, что его мама когда-то вернётся. Он очень скучает по тебе. И ждёт.

— Он меня не помнит, а матерью называет вашу супругу.

— Мирабель? Никогда, слышишь, никогда она не станет его матерью! Даже если он никогда больше тебя не увидит, матерью для него будешь ты. Я не допущу, чтобы было иначе, только, знаешь, тяжело лгать собственному ребёнку, — гримаса боли исказила лицо виконта. Он даже ненадолго замолчал, глядя себе под ноги. — Тяжело лгать, что ты просто уехала. Особенно, когда сам в это не веришь.

Я была поражена. Норн рассказал сыну обо мне, велел называть мамой сбежавшую торху, а не воспитывающую Рагнара норину?

Его чувства ко мне оказались глубже, чем я полагала. Он действительно страдает.

— Ты голодная? — неожиданно заботливо спохватился норн. — Позволь мне тебя ужином накормить, а то ты такая худенькая.

Я не стала возражать, предложив посидеть в «Сломанной подкове».

Виконт расщедрился, заказал то, что я только по праздникам ела. И то, что любила. Сам же к еде практически не притронулся, всё сидел и смотрел на меня. Потом расстегнул куртку и потянулся к внутреннему карману:

— У меня для тебя кое-что есть. Ты, наверное, обрадуешься, что твой отец жив? И всё ещё живёт в Кеваре, только в другом городе. Тут адрес, если захочешь, напиши ему. Может, и переехать сможешь, а то не место тебе в этой крысиной дыре. Там хотя бы родные…

Я протянула руку за сложенным вчетверо листом, норн неожиданно перехватил её, поднёс к губам и поцеловал, как равной. Сначала ладонь, а потом каждый палец.

— Какая же у тебя стала кожа — грубая, шершавая, а ведь раньше… И все жилки видны. Моешь полы, убираешь за этим скотом — ты! Посреди этой мерзости. Ты счастлива? Неужели ты этого хотела?

— Разумеется, нет. Просто свободы.

— Если бы ты подождала, если бы я отдал тебе это сразу! — мотая головой, норн закрыл лицо руками. — Почему я сразу не подписал его, зачем медлил?! Сам виноват, сам и только сам! Тебе есть, за что ненавидеть и презирать меня.

— Скажи, — упавшим голосом спросил он, наконец выпрямившись, — ты любила его? Ты любила Тьёрна Содерика? Прости. Если можешь такое простить.

Виконт резко встал и, прежде чем я успела остановить, встал передо мной на колени.

— Я люблю тебя, я и тогда любил тебя, Иалей, и боялся тебя потерять. Боялся, что ты уйдёшь, потому что знал, что ты не останешься. А смерть Содерика… Я ненавидел его, потому что он лишил меня тебя, потому что он был нужен тебе. А я нет. Милая, любимая, прошу тебя, умоляю: вернись! Я всё, что угодно, сделаю. Вернись хотя бы ради сына. Я ведь понимаю, что ты никогда меня не полюбишь…

Я смотрела на него и не знала, что ответить.

А он с такой нежностью смотрел мне в глаза, не обращая внимания на комментарии со стороны посетителей заведения.

Благородный норн на коленях передо мной — в голове не укладывается!

Только я подготовила вежливый ответ о том, что мне очень жаль, что я хорошо к нему отношусь, но снова браслет не надену даже под угрозой смерти, как виконт сделал мне предложение. То самое — руки и сердца. Стать импари.

Я, как рыба, глотала ртом воздух, даже, кажется, удивлённо вскрикнула. Потом только поняла, что он шутит: не может норн жениться на рабыне. Или после побега он подписал мне вольную? Поздно, слишком поздно.

— Простите, мой норн, — медленно, с трудом подбирая слова, начала я, но так и не договорила: тяжело, безумно тяжело отказать человеку, с надеждой сжимающего ладонями твою руку. — Встаньте, мой норн, я этого не достойна.

— После того, что было, не сможешь? — вздохнул он и встал. — Но, пожалуйста, подумай, не отвечай сразу.

На стол передо мной легли две бумаги. Первая — лист с гербовой печатью рода Тиадеев. Моя вольная, датированная… октябрём позапрошлого года? Склеенная.

— Я хотел подарить тебе на день рождения Рагнара, — оправдываясь, тихо объяснил виконт и заказал себе самого крепкого пойла в этом местечке. Ужин его почти остыл, но норна это, кажется, не беспокоило. — Не подписал, убрал до весны. А потом ты сбежала, и я в сердцах его разорвал. Но попросил Мигеля восстановить. Мог бы новое написать, но не хотел. Я должен был его ещё до холодов отдать, а повёл себя, как себялюбивая трусливая сволочь. Но ты бы тогда всё равно ушла, да? А я не мог тебя отпустить, отдать собственными руками… Даже если ты его любила, не мог!

Норн замолчал и залпом осушил принесённую кружку, даже не поморщившись.

— Вам… вам было плохо? Наверное, много рашита выпили?