Витька, пока были силы, сначала выкладывал на песке самые сложные буквы, где было много линий. На финал оставил букву, которая состояла всего из двух – длинной и короткой. Длинную он успел выложить, еще оставаясь в угасающем сознании. Короткую выкладывал в мутном тошнотном тумане, уже не понимая, что делает. Сознания не было. Двигалось тело. Воля. Он так и упал с камнем в руке. Пашка едва смог перетащить Роджера с солнцепека в тень. Эти двадцать метров, упираясь ногами в невесомую пудру мелкого песка, Пашка тащил своего друга, казалось, полжизни. Остатки морской воды из бутылки он вылил Витьке на лицо. Веки дернулись. «Жив…»
Обидно было умереть в двух шагах от людей. Но до них ни докричаться, ни подать сигнал. В каких-то двух километрах от них плавали белые треугольники парусников, виднелся соседний остров, откуда дважды взлетали воздушные лайнеры. Плыть туда не было сил. Течение или утаскивало в открытое море, где верная смерть, или кругами выталкивало на берег. Накатывающиеся волны сбивали с ног. Истерзанную плоть резали в кровь острые, как бритва, окаменевшие кораллы.
Мир продолжал жить, даже не замечая угасания какой-то его части. Совсем рядом. Под боком…
…Едва живые Пашка, Валентина и Витька Рогожин сидели на песке и жадно пили воду в тени вертолета. К ним подошел разозленный чем-то представитель службы спасения с зеленым чемоданом, на котором красовался ярко-красный крест в белом круге.
– Какая русская сволочь написала здесь слово «НЕГР»?
– Почему сразу сволочь? И где ты тут видишь негра? – Осипшим полушепотом поинтересовался Витька, еще толком не соображая, о чем идет речь. Он пытался понять это, глядя в упор на негодующего, ярко выраженного представителя африканского континента. Ясность сознания к нему еще полностью не вернулась.
– А где ты тут не видишь негра? – В свою очередь стал напирать на Витьку чернокожий медбрат. Он продолжал тыкать рукой в надпись. Оба вслушались в сказанное, почти синхронно определились: «Ну, да…»
Роджер с великим трудом поднялся и, наконец, удосужился взглянуть на то, что он с таким трудом, из последних сил, выкладывал камнями, пока не вырубился. Там и в самом деле огромными буквами было написано «НЕГР». Какое-то время думал, как такое могло произойти. Кажется, понял.
– Сейчас переключим раскладку на латиницу.
Роджер перенес верхнюю линию в букве «Г» вниз. Тут же получилось то, что он и задумывал: «HELP».
– Готово! Люди помощи просили, а ты «сволочь, сволочь»!.. Кстати, откуда так хорошо знаешь русский? Шпаришь почти без акцента.
– Первый мед имени Сеченова заканчивал в Москве.
– Сюда-то каким боком занесло?
– Женился на местной. Кстати, если бы не твоя ошибка, хм, в «раскладке», то пролетели бы мимо – мало ли тут придурков шарится по островам. Мы конкретно искали русских, тут уж мимо не пролетишь, увидев такое! У нас даже в Москве за такое слово морду били.
– Правильно делали. В нашем случае нельзя – ты давал клятву Гиппократа. А там, если помнишь – «Не навреди!»
– Нет там такого, не придумывай. К тому же давно никто не присягает Гиппократу. Я давал «Клятву врача Российской Федерации» вместе с вашими.
– Ух, ты! И чего там?
– Помню только главное:
– Ну вот, а ты «русская сволочь, русская сволочь!» Сам-то кто, если с нашими принимал, клятвоотступник?
– Я из Намибии. Ладно, давай глюкозу вколю, пора тебя на ноги ставить. Не дай бог, как это… дуба дашь. Премиальных лишишь. За живых обещали дать больше. Хм, земеля… А это кто? Там в кустах разлагается?
– Жив? – В Витькином вопросе сейчас было мало интереса, так, для поддержания жизненных сил и разговора.
– Скорее мертв, чем жив. С такой дыркой в башке если и жил, то не более получасу. Так кто он?
– Злодей! А кто уж он там – вам решать. То, что это сволочь – определенно. Как и то, что нерусская.
– Злопамятный ты! Обидчивый!
– Справедливый…
– Ладно, кому надо разберутся. Что он в кустах делает?
– Убрали с глаз долой, Валентина у нас барышня впечатлительная.
– Из помпового ружья кто палил?
– Все по очереди. Мы финальные, иначе бы не отстали. Они поэтому и свалили.