На юного спортсмена сразу обратили внимание больные, гревшиеся на солнышке около главного корпуса. Заметила его и Гарша — она шла по той же дорожке, но не подала вида, однако сын Эгле поздоровался и преградил ей путь.
— В санатории есть кто-нибудь из врачей? — спросил Янелис.
— Абола, она сегодня дежурит.
— Я ее не знаю.
— А что вы хотели?
— Мне надо… посоветоваться.
— Так у вас ведь отец — врач.
— Мне… как раз насчет него. Только, пожалуйста, никому не говорите!
— Насчет него? — Гарша сделала шаг вперед. — Что случилось? Он уехал в министерство.
Янелис протянул ей переписанные анализы.
— Это его кровь.
Гарша подняла на Янелиса испуганные глаза.
— А сам он… что говорит?
— Ничего. Только жалуется на головную боль и кровь из зуба. — Янелис машинально провел рукой по лбу, как в последнее время часто делал отец.
Гарша сняла шапочку. Без шапочки, скрывавшей темно-каштановые короткие волосы, она была уже не старшая медсестра Гарша, а просто взволнованная женщина.
— Пойдемте в ординаторскую, позвоним Берсону.
Она взяла Янелиса под руку, забыв, что он не больной, и они скрылись в дверях корпуса.
Больные, сидевшие на солнышке, громко стучали костяшками домино. Вагулис, Вединг и две женщины. Ритм ударов сбился, когда Гарша взяла Янелиса под руку. Одна из женщин тихонько заметила:
— Какого молоденького подцепила…
Вагулис немедленно отозвался:
— Вот состаритесь…
— Невежа! Я не состарюсь!
— Никто из нас не состарится… — горестно прокашлял Вединг.
Вагулис сильно пришлепнул костяшку.
— И чего болтаешь. А вот я доживу до старости, прежде времени помирать не собираюсь.
Янелис оставил анализы Гарше.
Через час в ординаторской появился Берсон. Здесь никого не было. По привычке он снял с себя пиджак и, насвистывая, энергично засучивал рукава сорочки. Вошла Гарша. Движения Берсона сразу утратили порывистость, как у школьника при появлении учительницы.
— Доктор, вы разбираетесь в болезнях крови?
— Каждый врач кое-что смыслит в медицине. Только больные в этом сомневаются иногда.
Гарша показала анализы Эгле. Берсон прочитал и бесстрастно констатировал:
— Смотрите-ка, прямо как из учебника! Хроническая лейкемия…
— Это кровь Эгле.
Берсон снова надел пиджак.
— Не может быть!
— Такими вещами не шутят.
Берсон все еще держал анализы в руках.
— Да, болезнь страшная. Лично я предпочел бы туберкулез, — вздохнул он. Его серые глаза приняли жесткое выражение.
В тот день, по дороге в Ригу, Эгле прикидывал: сразу ли ему отказаться от должности главного врача и уйти на пенсию или же сначала посидеть некоторое время на бюллетене, пока будет оформляться инвалидность. Пенсию все равно он сразу не получит — сперва надо пройти все комиссии и собрать документы, подтверждающие стаж. У него есть два хороших костюма, один темный, на все случаи жизни — как говорят: хоть в церковь, хоть в кабак. При его должности и возрасте костюмы не изнашиваются, только выходят из моды. А понадобится ему, видимо, лишь новый галстук. Полгода он уже не курит, проесть он тоже много не проест — ничего и так в глотку не лезет. Деньги он тратит только на витамины и на бензин. Но деньги нужны семье. Герта вернется в лабораторию через месяц, и после отпуска всегда трудно дождаться зарплаты, а тут еще Янелис кончает школу. К выпуску нужен черный костюм и все прочее для такого случая. Так что с работы, пожалуй, надо уходить постепенно.
В министерстве, до заседания коллегии, он написал заявление о том, что намерен взять длительный отпуск по болезни. Заявление он хотел вручить министру после заседания и в личном разговоре порекомендовать на свое место Берсона.
Началось заседание. Эгле развесил чертежи и рисунки новых корпусов в парке санатория. Это были не обычные архитектурные акварели, а скорее творения влюбленного в идею художника. Группа строений с широченными окнами прекрасно гармонировала с окружающей природой. Тут захотелось бы пожить и отдохнуть любому, кто не избалован солнцем. Эгле просил изготовить эти рисунки специально к заседанию, чтобы убедить маловеров.
— А вот здесь открытая веранда нового корпуса. С севера она защищена от ветров рощей, — пояснял он, водя указкой по листам.
— Какая там роща, нету ее, — заметил кто-то скептически.