Песочный трон (СИ)

— Королева, — упавшим голосом ответила она, уже не надеясь ни на прощение, ни на снисхождение. — Она вызвала меня сегодня к себе. Велела подсыпать в вино порошок, который вручила мне одна из её фрейлин.

— Что за порошок?

— Я не знаю, — едва слышно сказала Лува, слизывая с губ горькие капли отчаянья.

Эрри отвернулась. К ни го ед . нет

За окном пророкотал очередной раскат грома. Само признание служанки, которой Эрри так опрометчиво доверяла, стало для неё раскатом грома. Глухим урчанием сухой грозы. И гремело где-то в груди. Но лицо её оставалось бесстрастным. Отстранённым. Словно не стояла она мгновение назад у края. И только подарок торговца удержал её по эту сторону тонкой грани жизни и смерти.

— Лува, что бывает с теми, кто покушался на жизнь высокородного? — глухо спросила она то ли у служанки, то ли у молнии, что разрезала тёмное брюхо тяжёлой тучи.

Служанка звучно сглотнула и распласталась на полу.

— Я прошу вас…

— Что бывает с теми, кто покушался на жизнь высокородного? — громче повторила вопрос Эрвианна де Байе, переведя взгляд на девушку.

— Их казнят.

— А их семьи?

— Тоже, — ответила та и задрожала, как осиновый лист.

— И что мне теперь делать? По закону, я должна буду доложить об этом начальнику стражи и главе тайной канцелярии. Уже завтра тебя и всех твоих родственников, включая детей, обезглавят. По совести, я не вижу вины за ними. Но и тебе больше не могу доверять и держать при себе. Всё могло бы быть иначе, приди ты ко мне и расскажи всё как есть, а не последуй приказу королевы… — Эрри вздохнула. — Как мне быть, Лува?

Девушка молчала. Несколько минут колебалась, а после, словно приняла решение, резко поднялась и не подошла — подбежала к столику с напитками и выпила вино прямо из бутылки.

Эрвианна не пыталась её остановить, не окрикнула. Просто смотрела, как черты её исказились мукой. Как медленно начала оседать на пол, как хлынула изо рта кровь и тёмными каплями сорвалась с подбородка, добавляя новые штрихи в винно-красный рисунок на ковре. Как стекленели глаза… и спустя невыносимо долгие мгновения на полу уже лежало бездыханное тело.

Эрри сглотнула. Одинокая слеза проложила дорожку от уголка глаза до подбородка. Было ли ей жаль молоденькую служанку? Было. Но что теперь можно было изменить?

Резким нервным движением Эрвианна стёрла со щеки солёную влагу и встала, обойдя тело.

Всё это время молчавшая, застывшая, словно парализованная, Нэнси встрепенулась.

— Что ты собираешься делать?

— Я — ничего. А ты — пойдёшь к начальнику стражи и скажешь, что на герцогиню Байе было совершено покушение. И если бы не несчастная служанка, то всё могло бы закончиться плачевно.

— То есть ты не намерена рассказывать о том, что это она, — кивнула пожилая служанка на тело у своих ног, к которому испытывала столько же чувств, сколько к испорченному ковру, — по приказу королевы пыталась тебя отравить.

— На каком основании? — зло спросила Эрри, всё ближе подходя к двери. — Некто неизвестный покушался на мою жизнь. И если бы Лува не попробовала вино, всё могло бы закончиться иначе.

Бросив это не то указание, не то предостережение, Эрвианна, шатаясь и едва волоча ноги, вышла из покоев, в которых пахло вином и смертью.

В голове не укладывалось, что королева решила так просто от неё избавиться. Просто не верилось. И в то же время… Колливэ слишком явно благоволила герцогине Байе. Слишком быстро набирала силу при дворе. От принцессы Ивсталия не стала бы избавляться. Слишком ценным был союз с Хостией. А вот подрезать крылышки и немного осадить… Почему бы не за счёт неудобной Эрвианны?

Эрри со злостью ударила кулаком о стену коридора.

Нужно было что-то делать. И выход она видела только один. Исгар. Как бы то ни было, он до сих пор хранил верность покойному королю, а значит, мог бы помочь Эрвианне. Пусть не ответить на её вопросы, но хотя бы подсказать, как быть дальше. Кроме того, почему бы именно с ним не поговорить об условиях сделки и не оговорить свои требования к тому, на чьей стороне она будет вести скрытую войну.

Впервые за долгое время шёл дождь.

Крупные капли ныряли в пыль, взбитую лошадиными копытами и колёсами телег, словно свежемолотая мука, и оставались лишь воспоминанием о влаге. Казалось, дождевые капли испарялись, едва касаясь иссушённой земли, острой, как талливийские метательные ножи, травы или жёлтых скукожившихся листьев на деревьях. Растворялись в пыли, впитываясь в камни или просто растворяясь воздухе, к жаре добавляя испарение. И потому дышалось тяжело. А влага эта становилась липкой слизью в горле.

Двое мужчин не пытались спрятаться от долгожданных капель, подставляя им лицо. И даже не взглянули на дородную сорокалетнюю Раву, жену Агвеля, что грозила длинной скалкой и громко звала их в дом. На что они только фыркнули, а сам Агвель заметил, что от этого дождя даже куры не прячутся.

— Как на раскалённую сковородку… — вздохнул тот, что моложе — Хугель, сын Агвеля, того, что держал надел на дальнем поле близ города Сиана графства Виале на востоке Байе. Почти на самой границе с Хостией.