Песок

Роб дрожащими руками налил крышку, расплескивая воду, и Коннер подумал: понимает ли его брат то, что понял он сам. Скорее всего. Роб был достаточно умен.

— Осторожнее, — сказал Коннер, беря крышку с водой.

Присев рядом с девочкой, он положил ей на грудь другую ее хрупкую руку и, подставив ладонь под затылок, приподнял ее голову так, что та оперлась о его бедро. С ее губ снова сорвался стон — слабый признак жизни. Девочке, похоже, было лет восемь или девять, но сказать было трудно — настолько она выглядела худой и хрупкой.

Коннер полил водой ее потрескавшиеся окровавленные губы. Ему показалось, будто он услышал шипение, когда жидкость соприкоснулась с огнем жажды. Щеки ее дрогнули, она болезненно поморщилась, и ему пришлось удерживать ее голову. Он попытался лить воду мимо ее израненных губ, прямо на язык.

— Аккуратнее, — прошептал Роб.

— Знаю, — ответил Коннер. Он опорожнил крышку, глядя, как вздрагивает горло девочки, инстинктивно совершая глоток. — Налей еще.

Он вернул крышку Робу, который уже увереннее налил новую порцию.

На этот раз девочка смогла пить самостоятельно. Слабая ладошка легла на руку Коннера, благодарно сжав ее окровавленными пальцами без ногтей. Отчаянное зрелище.

— Пей, — сказал он девочке, будто ей требовалось напоминать.

Она выпила крышку, потом другую и шепотом попросила еще, но Коннер сказал Робу, что этого достаточно. Слишком много воды — тоже плохо. Ему приходилось видеть, до какого безумия доводит жажда.

Веки ее затрепетали, и она открыла глаза, щурясь от света дайверского фонаря, бившего ей прямо в лицо.

— Убери фонарь, — велел Коннер Робу, но брат уже отодвинул фонарь подальше от ее глаз, столь же остро осознавая страдания девочки.

— Спокойно, — сказал ей Коннер. — Мы тебя нашли. Все будет хорошо. — Слова эти в той же мере предназначались ему и Робу. Сам он вовсе не был уверен. — Отдохни, пока я осмотрю твои раны, ладно? Потом дам тебе еще воды. Нужно очистить тебя от всего этого песка.

Он потянулся к рюкзаку, благодаря судьбу за то, что у него есть еще вода из тех припасов, которые он взял с собой для похода.

— Ко… мне… — прошептала девочка.

Когда она повторила те же слова во второй раз, Коннер повернулся к ней.

— Что? — переспросил он.

Вцепившись в его рубашку окровавленной ладошкой, она снова повторила то же самое.

— Она просит, чтобы мы подвинулись к ней ближе. Чтобы было слышно, — сказал Роб, наклонив голову и вслушиваясь в шепот девочки. — Чего ты хочешь?

Но девочка смотрела мимо него, на Коннера. Веки ее затрепетали, и затуманенные глаза на мгновение вспыхнули, будто просвет в песчаной буре. Коннеру вдруг почудилось в этих глазах нечто знакомое, пока девочка силилась что-то сказать, отчаянно втягивая в легкие душный воздух палатки.

— Кон… нер, — снова проговорила она, с трудом произнося каждый слог, и уголки ее рта изогнулись в слабой улыбке, в которой ощущалась отчасти радость узнавания, отчасти огромное облегчение. — Меня… послал… отец.

А потом свет в ее глазах снова померк — раны и усталость взяли свое, и девочка из Ничейной земли провалилась в сон. Имя Коннера эхом отдавалось в его ушах, хотя он был уверен, что никогда в жизни не видел эту девочку, которая говорила о его отце так, как будто тот был ее собственным.

Часть 3. Возвращение в Данвар

19. Блудная дочь

Вик

Вик успела научиться тому, что вся жизнь подобна глубокому песку. С рождения до смерти маслянистый кулак раз за разом хватал несчастные души, которые вырывались на свободу лишь затем, чтобы глотнуть воздуха, прежде чем их снова схватят. Именно так, с точки зрения Вик, выглядел мир. Куда бы она ни бросала взгляд, она видела, как жизнь давит людей, стиснув жесткие пальцы на их глотках и вынуждая существовать от одного несчастья до другого.

Как она обнаружила, позволявший пережить все эти страдания секрет заключался в том, чтобы не дергаться в когтях судьбы. В том, чтобы научиться не дышать. Научиться находить в этом удовольствие. Единственная разница между удушающими и дружескими объятиями состояла в наличии впереди открытого пути. Именно потому Вик научилась задерживать дыхание, и последующая ее жизнь превратилась в непрерывную цепь дружеских объятий.

На глубине в шестьсот метров песок отказывался двигаться, став, подобно эгоистичному любовнику, глухим к ее мыслям и желаниям. Он не давал пошевелиться, из-за чего она ощущала себя полностью беспомощной. Дайверы погибали и намного раньше, чем на шестистах метрах. Многие умирали задолго до этого, поскольку пытались одновременно дышать и заставлять песок течь. Вик знала, что вступать в борьбу одновременно с двумя мужчинами бесполезно.