Песок сквозь пальцы

Ничего личного, Саша. Посиди где-нибудь, где захочешь, подумай. А потом просто забирай свой песок и уходи в свой мир. И больше не пытайся проникнуть в Мой. В мир людей. НЕ ПОЛУЧИТСЯ!

P.S. Моё письмо, получилось значительно более длинным и пространным, чем я хотела в начале. Утешает, что это последнее письмо абоненту.

И, чуть не забыла. Твой визит не причинил мне беспокойства. Он, скорее, был неприятен. Как ещё не выветрившийся запах в общем туалете».

6.

Он гулял до ночи, до плотных сумерек, когда дорожки парка уже невозможно было различить. Вышел на освещенную улицу, скорректировал маршрут на телефоне, зашагал к хостелу.

Администратор качнула головой, когда он, отзвонившись во входную дверь, вошел в общий коридор: «А я думала, шо вы тут. Гуляли?» Он кивнул, прошел в свой номер, скинул одежду, шагнул под душ. Никаких молитв. Пусто.

Рухнул на кровать и уснул, как только закрыл глаза. Без сновидений.

А утром, умывшись, он достал ноутбук и написал ей ответ – сразу, не останавливаясь ни разу.

«Спасибо за откровенность, Богомила. Повеселила и покорябала

Никакого вопроса про Израиль не было. На него уже давно ответили, и ты и я. Сегодня ты пытаешься свою агрессию и отрицание сделать частью своей правды. Ну, это твой выбор. Твоя свобода.

Позволь и мне сделать свой выбор, сделать не без усилий.

Все, Богомила, гештальт закрыт, «все ушли на фронт». Я больше не буду беспокоить тебя, ни письмами, ни запахом туалета, ни иными «словесными испражнениями». Забираю песок и ухожу жить дальше.

В твоем письме много справедливых обвинений, как обычно. Но они – как зеркало. Любой, даже ты, взглянув в них, увидит себя. Эгоистичного. Самовлюбленного. Погрязшего в собственных комплексах. В общем, «кто без греха, тот пусть первый бросит камень». В чем ты не можешь меня упрекнуть, так это в том, что я бросался в тебя камнями и нечистотами. Потому что я, действительно, не знаю тебя, а то, что я узнал, обожгло меня и приворожило.

А сейчас мне тебя жалко. Это единственная эмоция, что осталась среди пепла. Жалко. Знаю, что ты скажешь, что тебе плевать, чтоб я эту жалость засунул куда подальше и проваливал, это сейчас в духе твоего последнего письма. Жалко, что ты видишь тут только похоть, и не видишь ничего другого. Жалко, что ты, глубокая и умная, любящая анализировать, закрылась какими-то пошлыми штампами.

Ладно. Засунул жалость подальше. Проваливаю.

Помнишь того партизана, что искал тебя, выглядывая из моих глаз? Я похоронил его тут, в Киеве. Где-то в овраге в Сырецьком парке, под детской железной дорогой («Подивіться, Олександр Иванович, яка гарна дитяча площадка! А ми тут обідаємо зараз …»), а может в Нивках, на пути к озеру, там есть чудесные развалины. Я выгнал его из себя, а он не смог жить, как улитка без раковины. Когда будет воскресение мертвых, он, возможно, найдет тебя, но меня это уже не касается.

Как не касается меня и твоя жизнь, Богомила. Живи, как умеешь, между монастырем, в котором навсегда осталась часть тебя, словесным анализом, импринтинговой любовью и побегами от себя на велосипеде.

Твой гнев на меня, все твое презрение и демонстративная брезгливость, вплоть до смешных политических лозунгов, это ведь все – эскапизм, побег, стена, которую ты выстроила, испугавшись перемен, во мне, в себе, испугавшись слова «мы», так ведь? Эта стена просто кричит во всей нашей переписке, разве нет?

«Кого любят, того не отпускают…» Но в страхе нет любви, Богомила. Это ты отпустила меня. А я… Вот сейчас скажу тебе то, чего ты ждешь и за что сможешь презирать меня дальше: я не хочу и не буду мучить тебя, сжимая твою руку. Будь свободна.

И спасибо тебе, за то, что ты разбудила меня. Как бы тебе не казалось уродливым все, что я пишу, чувствую и говорю сейчас – это следствие наших отношений.

Как и эта «книжонка». Каким бы сомнительным не было ее содержание, она сдвинула камень. Может, я еще скажу тебе спасибо и за тот поворот, что ты внесла в мою жизнь, может даже, скажу спасибо за семью, которую ты спасла. Надеюсь, так и будет.

И раз уж ты так и не узнала в этой книжке и свое дитя, я забираю его себе. Герои книги – не мы, это правда. Они лучше нас. Пусть хоть они живут, ладно? Может ради того, чтобы другие люди не наступали на эти грабли. Или наступали .

Но тебя забыть я не смогу, уж прости. Как забыть ураган, что забросил меня в волшебную страну Оз? Как забыть эту страну? Она внутри меня и никуда уже оттуда не денется.

И это, действительно, последнее письмо.

Привет Изе Кацману. Я не смог им стать, рожденный Ворониным остается Ворониным.

Твой совсем не враг, Механiк»

7.