Песок сквозь пальцы

Он шел вдоль линии подъездов, читая номера квартир, ее квартира была в последнем, угловом, дверь подъезда была открыта. Он заглянул, да первый этаж, да, эта дверь, вышел, вспомнил, что надо дышать, присел на трубу, ограждающую палисадник у дома. Сколько раз он видел эту дверь на фотографиях? Каждое воскресенье он посылал ей цветы, курьер привозил их к двери, крепил к ручке, фотографировал и отправлял ему. Он запретил службе доставки передавать цветы лично, звоня в двери, после того, как она, на второй раз отказалась их принимать. Просто, оставляли у двери и присылали фото в отчет. Дверь – и цветы («Кстати, я так и не узнал у тебя, какие ты любишь цветы…»).

Он выудил телефон из кармана, незряче уставился в экран. Позвонить? Сказать: «Привет! Я здесь, у твоего подъезда, выйди?» А если она сбросит? А если скажет: «Нет»? Он движением пальца сбросил ее контакт, сжал телефон в кулаке, оторвался от трубы. Десять шагов, подъезд, дверь. Непривычная, без букета в ручке. Кнопка звонка утонула под пальцем, в глубине звякнуло.

Ухало сердце, но он услышал шевеление. Или показалось? Нажал еще, и еще. Молчание.

Он вышел, растерянно оглянулся на окна, уселся на свою трубу. Что дальше?

4.

Она вышла из подъезда быстро и решительно, подошла к нему, глядя прямо в глаза. Он встал. В глазах замерзали голубые кубики льда в зеленой воде. Через пару секунд он понял, что она в ярости.

«Здравствуй, Богомила…» – «Зачем ты приехал? Я тебя не звала» – «Конечно не звала, как бы ты смогла это сделать, если ты меня везде забанила?» – «Не везде. Есть почта. И ты мог написать» – «Не мог. Ты не хотела больше эпистолярного жанра» – «Я не звала тебя. Нам не о чем с тобой говорить» – «Я устал молчать. Мы молчим полгода» – «Этого мало» – «Мало?! Нет, Богомила, это ужасно много. Достаточно, для того, чтобы что-то понять. Чтобы наконец приехать. Сделать то, что хотел еще тогда, в Тель-Авиве, глядя в твою уходящую спину»

Она усмехнулась, и от этой усмешки он опустил глаза. «Александр, почему ты решил, что твой приезд что-то изменит? Мы сказали друг другу уже все, что могли». Молчание. Потом она продолжила: «Ты все себе придумал. Ты меня не знаешь» – «А может что-то знаю?» – «Нет. Там, в Израиле мы были все какие-то… потерянные, что ли». Он яростно покачал головой: «Нет, Богомила. Может быть, наоборот. Может, мы там нашлись?» – «Ты смеешься? Ты разрушил все, что вокруг тебя, ты влез в мою жизнь, ты преследуешь меня этими идиотскими цветами… Уходи. Я не хочу тебя видеть»

«Кого любят, того не отпускают, держат за руку…» – подумал он и проглотил эту фразу, комком по горлу. Полез в рюкзак, достал книгу, завернутую в бумагу. «Вот… Возьми это» – «Что это?» – она убрала руки. «Это книга. Я же не мог говорить с тобой эти полгода. Возьми. Это капсула, куда я упрятал прошлое. Ты была права про «здесь и сейчас». А прошлое – тут. Наше прошлое. Но, может, оно не оторвалось от нас окончательно, как хвост ящерицы?» Она взяла книгу, сунула подмышку: «Это ничего не меняет» – «Может быть. Но это – как ребенок. В одном экземпляре. Твой и мой. Наш. Просто прочитай»

У нее зазвонил телефон, она ответила, отвернувшись: «Серёженька, почему ты так долго? Я написала тебе, чтобы ты сразу перезвонил. Знаешь, кто тут, рядом со мной? Александр. Ну да, из Сибири, Александр Черных, помнишь, я тебе рассказывала… (Он дернулся, как от удара, сдержался, сжав зубы до скрипа) Да, он приехал и сегодня пришел ко мне. Я думала, ты приедешь, чтобы с ним поговорить… (Он снова дернулся, сжал рукой трубу, на которой только что сидел) Поговори с ним, ладно?»

Она протянула ему свой «Самсунг», такой знакомый, такой… Он уставился на него с недоумением, взял в руки, коснувшись ее пальцев. «Алло?» – «Здравствуйте, Александр, меня зовут Сергей…» Голос был хрипловатый, спокойный, голос его ровесника, может даже чуть старше. Он вспомнил горькое Богомилино: «Говорить по телефону о любви и слышать, как на той стороне размешивают ложечкой сахар в стакане…» «Алло, вы тут?» – «Да Сергей, я тут. Я знаю, кто вы». Теперь дернулась Богомила, отвернулась.

«Зачем вы приехали, Александр?» – «А вы не понимаете? Она этого с вами не обсуждала? Я люблю Богомилу». – «Вот так?» – «Вот так». Он помолчал. Потом сказал: «А она вас? Зачем вы делаете то, что ей неприятно? Ей неприятно вас видеть, она просит защиты. Мне приехать, чтобы решить этот вопрос?» Он пожал плечами: «Приезжайте… А приедете?» – «Александр, дайте трубку Богомиле, я потом еще продолжу разговор». Он протянул трубку: «Тебя». Она взяла, прижала к уху, пошла к подъезду, что-то говоря, зажимая подмышкой его книгу. Щелкнула замком подъездной двери, захлопнула, не оборачиваясь. «Всё?» Он недоуменно уставился в дверь, в безликие окна с решетками. Присел на трубу. Потом встал. Вышел на улицу, напился еще жарким сентябрьским солнцем. «Всё? Нет, не всё. Надо дать ей время. Он присел на лавочке в соседнем дворе, набрал эсэмэску: «Богомила, это мой украинский номер. Я некоторое время еще побуду в Киеве. Если захочешь, позвони? Александр».