Песок сквозь пальцы

«Остановись, мгновенье!..» – это красивости для поэтов. В реальности все просто и жестко – из одной колбы в другую. Не быстрее и не медленнее. И никто не положит эти часы набок, чтобы взять тайм-аут, так это не работает.

Что остается делать тем, кто это понял? Тем, кто наткнулся взглядом на эти чертовы часы и понял, что вот эти падающие песчинки – это твоя жизнь? Наверное, можно зажмуриться и попытаться забыть эту картину. Представить, что это просто сон, бывают такие сны, тяжелые кошмары, из которых вырываешься, как из липкой паутины, и разум твой благополучно стирает их обрывки, и ты помнишь только свое паническое впечатление о… о чем? Забыл. И слава Богу. А можно жить, постоянно глядя на эту струйку песка, считая дни, часы, минуты, создавая формулы, позволяющие высчитать: когда же это закончится, сколько еще осталось? И эта маниакальная страсть решить арифметическую задачку про два бассейна (помните, в один вода втекает, а из него вытекает в другой, известен объем и сечение трубы?) становится делом всей твоей жизни, вот только – жизни ли?

А можно принять это как данность и жить, помня о песке, но не глядя на него, не давая ему себя загипнотизировать. Как там у певца? «Не ждать конца, в часы уставив взгляд, / Тогда и на краю свободно дышишь. / И пули, что найдет тебя, ты не услышишь, / А остальные мимо пролетят…» Раньше я проматывал эту песню, казалась она мне такой тоскливой, а сейчас слушаю и понимаю – так и есть. Так и надо, наверное, надо, но не очень получается. Потому что одна мысль не дает покоя – как бы успеть все сделать? Как не разменяться по мелочам? Как успеть оплатить по счетам все свои долги и при этом сделать шаг вперед, в новое, в неизведанное?

Когда тебе полтинник, как думаешь, сколько там еще песочка, наверху? Сколько активного времени для вот этого всего, что надо успеть?

А когда тебя прихватывает последняя любовь, прямо на излете, когда ты чувствуешь это так остро, чувствуешь за двоих, что тебе остается? Купить билет в один конец?

Я сейчас очень хорошо понимаю людей, которым врачи сказали о том, что им осталось жить пару-тройку месяцев. Черт, да какая разница – месяцев, лет? Нужно просто жить. Впитывать в себя краски этого мира. Любить – до боли в губах, каждую ночь умирать в объятиях любимого человека, зная, что завтра может не быть. Зная, что ты уже не успеешь остыть от этой любви, привыкнуть к ней, просто потому что тебе уже не дадут столько времени, потому что она – это твой последний шанс, шанс прожить отмерянное, не глядя завороженно на падающие песчинки. Глядя друг на друга.

Когда-то один человек сказал мне, что нельзя отпускать того, кого ты любишь. Какое бы расстояние вас не разделяло. Сколь долго бы не длилось это молчание, я буду слышать твое дыхание и твой пульс сквозь шорох падающего песка, текущего через наши пальцы.

ЭПИЛОГ

Из книги Александра, завершение

«Пискнул сигнал вайбера, когда она готовила кофе на кухне. Экран телефона посветил зеленым минуту, погас. Она вернулась, устало опустилась в кресло рядом со швейной машинкой. Кофе обжигал и горчил. «Работы сегодня… да, делать – не переделать…» Звякнула чашкой, поставила на стол, отодвинула подальше от края. Взялась за работу.

Через полчаса отъехала в кресле от стола, помахала руками, потянулась к телефону. Значок сообщения стукнул ее ударом сердца. «От кого? От… кого?» Ткнула пальцем по значку, открыла программу.

Сообщение было от него.

«Здравствуй… Прости, что прерываю наш «заговор молчания». Пора уже. Хочу кое-что тебе сказать, спустя столько времени. Помнишь, ты написала мне в последнем сообщении о прошлом? Мол, Израиль был в Израиле, и точка. Я ответил тебе тогда, что с этим прошлым, которое стало частью меня, я не смогу расстаться. Это правда. Я не смог. Все это время я разбирался с нашим прошлым. Я сделал с ним то, что мог – я написал о нас с тобой историю. Я назвал нас другими именами, я немного все изменил, но главное я оставил. Главное – то, что случилось там с нами, что случилось между нами и к чему это все привело. Теперь эта история перестала быть только нашей. Я знаю, это может тебе не понравиться, но теперь ничего не изменишь – история есть, и ее герои уже живут своей жизнью.

И знаешь, я думал, что, разобравшись с прошлым, я смогу разобраться и с тобой. Оставить тебя в этой истории, запереть там.

Я не смог.

Ты была права, когда писала, что «здесь и сейчас» – это произведение не эпистолярного жанра. Я не только писал о нашем прошлом. Я кое-что делал для нашего «здесь и сейчас»

Поэтому я здесь, в Киеве. Я сижу у тебя во дворе с дурацкими цветами в руках, даже не зная, понравятся ли они тебе, сижу и пялюсь в твое окно. И если ты не выйдешь ко мне, я поднимусь к тебе и вынесу к черту твою дверь, чтобы сделать то, что должен был сделать уже давно. Чтобы обнять тебя. Прижать к себе. А потом делай что хочешь…»