Песок сквозь пальцы

Силы кончились, будто его выключили. Прихрамывая, как старик, он вернулся в хостел, рухнул на кровать и уснул.

5.

Два дня он бродил по Киеву, будто раздвоившись. Какая-то его часть смотрела вокруг, считывая красоту осеннего города, его старые дома в окружении новых высоток, его брусчатку, переходящую в неровный асфальт, кресты церквей, купола театров, а другая часть смотрела внутрь и видела там пустоту. Ничего не изменит его книга. Ничего. Ее глаза сказали ему это сразу, только она вышла. Она уговорила себя, еще тогда, полгода назад. «Кого любишь, того не отпускаешь, держишь за руку…» А она? Держала? Он пошевелил пальцами. Ничего, кроме пустоты. Внутри. Снаружи. И еще – молчание.

…Он бегал по утрам в парке «Нивки», заставляя себя ощущать сердце. По дорожкам, вверх и вниз, мимо таких же одиноких бегунов с музыкой в ушах, мимо развалин чего-то то ли советского, то ли более раннего. Останавливался отдышаться на озерах, смотрел, как восходящее солнце зеленит воду. Через пару месяцев тут появится голубой лед… Потом завтракал в своем хостеле и опять бродил по городу, возвращаясь затемно. Не читалось, не писалось. Пытался смотреть телевизор – выключил через пять минут.

На третий день снова взялся за телефон, набрал сообщение в Вайбере: «Здравствуй, Богомила! Третий день в Киеве. Живу недалеко от тебя. Утрами бегаю в парке, иногда выбираюсь в более попсовые места в центре. Все время думаю, что по этим дорожкам ты ходила двести раз, да и сейчас, возможно, прошла прямо передо мной, или пройдешь, когда я уйду. Даже пару раз думал, что вижу тебя. Киевский песок почти высыпался из моих пальцев, скоро мне уезжать. Я хотел бы встретиться перед отъездом. Надо поставить точку, как думаешь? Не хочу, чтобы та сумбурная встреча стала ей. Давай посидим где-нибудь, где ты захочешь? Что думаешь?»

Письмо застало его в парке, звякнуло в телефоне, высветилось на экране приглашение в почту. Он свернул к лавочке на аллее, сел, открыл письмо…

«Александр, я не вижу никакого смысла в наших встречах. Ни сейчас, ни потом. Согласна поставить точку. И да, коротко отвечу на твой легко прочитываемый вопрос: а как-же Израиль?

В том походе присутствовала только часть меня, не самая лучшая, к сожалению. И мне омерзительно вспоминать обстоятельства, в силу которых мне довелось поиграть в эту игру по твоим, как тебе тогда могло показаться, правилам.

Я не верю в твои чувства, в твою «любовь». Самое большее, самое комплиментарное для тебя – я допускаю, что ты меня тупо жаждешь. Всё, что есть у тебя (и это в лучшем случае!) – это банальная похоть. Похоже она всегда была частью тебя. Твоё слюнявое мемуарное испражнение ещё больше убеждает меня в этом. Все остальные мои допущения лучше тебе не знать.

Твой образ, прости, для меня никогда не был привлекательным. Я всегда сторонилась людей такого типа – самовлюблённых эгоистов, лишённых малейшего уважения к другим людям. И патологических глупцов при этом, о чём свидетельствует как твоё поведение, как твоё примитивное «ухаживание», так и твоя нравственная, твоя социально-политическая позиция, твоё кредо, если хочешь. Такие люди всегда, по любому поводу, за варенье и печенье, тем более, при малейшей угрозе, поспешно предавали не только доверившихся им близких, не только переступали через интересы людей вообще, но и, радостно повизгивая, предавали Родину. И вещали с разных амвонов и экранов, как правильно они поступили, высокомерно поучая дебилов.

К слову о книжке. Пробежала её по страницам. Мда. Может она и состоялась бы как книга, будь там поменьше тебя, как Пупа Всеторчащего, поменьше слащавой похоти, которую ты силился упрятать под маску романтизма, «искусственной красивости», будь в ней мои настоящие мысли того периода, мои истинные ощущения. Вот тогда это было бы хоть отдалённо похоже на литературное произведение, а автор—на писателя. Открыв (чисто из любопытства, не поверишь) этот образчик самиздата, я наивно ожидала, что там будет мыслей больше, чем хотелок, что ты напишешь о себе, как о человеке, будешь откровенен перед самим собой. О том, как и почему ты стал священником, как женился и как родил детей, не сумев стать им ни другом, ни отцом. Как стал врагом земле своей, как за чечевичную похлёбку продавал свою душу, кусочек за кусочком. Кстати, мне было бы небезынтересно прочесть такую же книгу, этого же автора, но написанную от моего лица. Оченно любопытно было бы посмотреть, насколько и как ты меня представлял, чувствовал. Увы, у тебя не получится. Такие типы, не способны поставить себя на место другого, им не дано умение души смотреть глазами другого, чувствовать чужую радость или боль.

Но к счастью, тебе подобные личности добрались ещё далеко не до всех «простодушных агнцев», не успели, а ещё лучше, не смогли изуродовать их к своей пользе, не погубили их души. Вы, самоуверенно вещающие от имени церкви лжецы, вы, продавшие тело и душу инфантильные либерасты, готовые разрушить весь мир, чтобы выпить чашку чая (классики не стареют, а мещане не вымирают).