Песок сквозь пальцы

– Богомила, мне плевать на реакцию людей. Я писал это для тебя, ты же знаешь. Прости, что опять запостил в сети. Просто, ты молчала, а я… Это было как… ну, знаешь, когда хочешь, хочешь вздохнуть и не можешь, а тут – взял и вздохнул. Спасибо, что ты способна меня слышать. Эти несколько дней молчания были очень тяжелыми…

– Иногда полезно помолчать несколько дней. Подумать.

– Угу… Если не считать того, что я чуть не задохнулся от твоего молчания. Что мне было делать? Только писать. И жалеть о том, что, не подумав, причинил тебе боль. Прости, милая.

– Писать… А я вот, как тот чукча из анекдота, не писатель, а читатель. Вот и сейчас лежу, читаю.

– Что читаешь?

– Хм… Так тебе и скажи! Я, пока книжку не дочитаю, о ней не говорю.

– Ох ты! Принципиально! А я сегодня подвозил свою прихожанку из поселка, мы с ней разговорились о литературе. Так вот, знаешь, она читает сейчас «Бесов». Ей очень нравится.

– Мне стоит беспокоиться? Девушка, дорога, разговор о «Бесах». Что-то напоминает, ни?

– Ни. Совсем не напоминает. Не стоит беспокоиться

– Как там Меладзе пел о таких девушках, помнишь? «Девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества». Там и про Достоевского есть, загугли?

– Песню помню, а про Достоевского – нет. Гляну. Но она совсем не из высшего общества. Тридцать три года, одинокая, ненавидит свою работу… Кризис, в общем. Достоевщина…

– Тридцать три – это возраст перемен.

– Ну да. В общем, после Достоевского говорили о женской доле. Дорога была длинная

– Хм-хм… И как она, доля?

– Беспросветная, как всегда. Мужики все козлы, ну, ты сама знаешь… А потом мне позвонила девушка из Энска. Мы с её родителями и с ней когда-то, жизнь назад, ходили в горы, в походы. И я узнал, что ей вчера исполнилось тридцать восемь. Тридцать восемь лет, Богомила!

– И шо?

– Шо? Ты спрашиваешь? Сама прикинь – мне было двадцать пять, а ей тринадцать, мы с её предками у костра выпивали. А теперь я понимаю, что она – твоя ровесница! Если бы ты жила в Сибири, это могла бы быть ты…

– Тааак…

– Чего – так?

– Саша, ты, как истинный взрослый из «Маленького принца» любишь цифры. Ты свой возраст, главное, не забудь.

– Я и вспомнил, как раз. Это с тобой я все забыл. А тут я вдруг почувствовал себя просто древним. С тобой было просто и легко. Ты вырвала меня из привычного круга, из времени вообще. А сейчас я словно вернулся.

– Ты и так вернулся. И, похоже, себя пожалел. Девки тебе сопли распустили, а ты напустил хандру.

– Нет, не пожалел. Просто, скучаю по тебе, Богомила…

– А ну, отставить хандру, Александр Иваныч!

– Просто вспомнил тебя очень остро…

– Пожалел, как дать пить! Если возрасту счет повел, точно тоска взяла… И девки не молодые, и проблемы у них не детские, и я старик, раз болтают мне все… Молодому парню бы это все не говорили.

– Да я привык. Уже двадцать лет говорят. Ты не забыла, что я священник?

– Ну да! Молодым священникам не такое болтают! А если и такое, то по молодости оно не так постно воспринимается, скорее, со вкусинкой.

– Ой, ты знаешь какие проблемы у молодых? Я после исповедей таких чувствую себя разгрузившим вагон. Да ладно, чего там. Приуныл. Бывает

– Я представляю, как тебе это сложно. Пропускать через себя. Сейчас говорю серьезно, без сарказма.

– М-да… Если бы пил, то уже был бы поп-алкоголик…

– Сейчас попробую быстро один эпизод тебе набросать. В первый день работы, по приезде, поехала с одним нашим попом в магазин за тканью, нужно было ему для себя. Ну, я с него взяла за это ресторан. Вот, около одиннадцати утра и завалили мы в заведение хорошее. Блин, я в шоке была – он взял себе под закусь сотку водки, а потом, в конце, еще пятьдесят. А потом мы на работу поехали. Как у людей, да еще за рулем, день начинается! Он мне все время ныл, что папа (наш настоятель) его работами напрягает, что пост достал уже и всякое такое. Не молодой уже, под полтинник, и нытик такой…

– Ни фига себе, ты отжигаешь со священниками!

– Да какой он священник! Священник – это ты, а он – поп. У меня с ним ничего, кроме рабочих моментов!

– Женатый или монах?

– Монах, конечно. Они там все монахи. А этот мутный и сученок. Но как утро-то начинается?

– Богомила, ты, наверное, не очень представляешь, отчего спиваются священники-работяги, не те, которые при епископе или еще при каком деле, без прихода. Нет, наверное, бывает и такое, когда просто по жизни алкаш. А я видел очень хороших священников, которые просто за лет десять приходской работы теряли веру в людей. Иногда и в Бога… А про твоего этого монаха ресторанного – думаю, он, сидя рядом с тобой, молодой и красивой, сублимировал все свои монашеские запреты, если он не голубой, конечно. А какой самый простой способ? Алкоголь!

– Не думаю. Он алкоголь часто употребляет. И не гей. Но хам.

– Богомила, как же ты там живешь в таком гадюшнике?

– Плохо.

– Прости, не смог сдержаться.

– Мне они не нравятся очень. Я не общаюсь с ними, не хожу на их корпоративы.

– А я еще тут тебе плачусь! И, конечно, такую… Богомилу заполучить на корпоратив-то…

– Много им чести. Я не похожа на овцу, которую они привыкли иметь. Выделяюсь из их привычного круга.