Песок вечности

Еще некоторое время Макс обозревал помещение. Деревянный потолок с резными балками, элегантный ореховый шкаф, дверцы которого были отделаны вставками из древесины различных пород. Он смотрел на все эти предметы, наслаждаясь их вещественностью и прочностью. Тревога, которую он исподволь испытывал вчера весь день, стараясь, впрочем, ее не показать, похоже, оставила его. Мир вновь казался надежным и устойчивым. И потому вся эта столь любимая Сержем, несколько старомодная меблировка сегодня утром уже не вызывала у Макса беспокойства. Хотя… Он ведь сразу заметил компьютер и современный телефонный аппарат.

Наконец он посмотрел налево, на ту сторону широкой двуспальной кровати, которая примыкала к стене с красивыми атласными обоями.

Аня лежала почти что на животе, отвернувшись от него, ее левая щека покоилась на подушке. Светло-русые волосы живописно растрепались, закрывая ухо. Аня рядом! Значит, все в порядке! Макс спокойно вздохнул и подтянулся выше, чтобы получше ее рассмотреть.

Она спала, дыша ровно и глубоко. Простыня, которой она накрылась, как это всегда бывало, наполовину сползла с нее. Макс всегда удивлялся, зачем она вообще чем-то накрывается, если все равно к утру оказывается, что это нечто уже не на ней, в лучшем случае, как сейчас, наполовину. А бывало, и совсем. Несколько раз, в ответ на его вопросы об этом, она объясняла, что накрывается потому, что если не накроешься, то холодно, и поэтому накрываться надо. «Где же тут логика?» – спрашивал Макс. Тогда Аня начинала злиться, говоря, что логика тут на месте, и с ней все в порядке, после чего происходила перепалка. Но в последнее время он перестал к ней цепляться. Пусть делает так, как ей удобнее. И если ее это устраивает, то стоит ли лезть со своими замечаниями?

А сейчас он был даже доволен этим ее обыкновением, поскольку благодаря ему он мог любоваться телом Ани почти целиком, исключая лишь ноги, на которых простыня, постепенно отступая в тяжелых боях, сумела окончательно закрепиться. Его взгляд прошелся по спине и уперся в неудержимо влекущие округлости, накрытые короткой бежевой ночной рубашкой, которая только подчеркивала их и делала еще более соблазнительными. Макс, для себя, называл это ночное одеяние просто маечкой. Ох уж эти почти прозрачные маечки! Они всякий раз заводили его.

Вот и сейчас он почувствовал, как пошла волна сильного возбуждения. Тихонько подобравшись к Ане поближе, он вдруг испытал неудержимое желание схватить ее в объятия, прижать изо всех сил, любить страстно и не отпускать никогда. Настолько яростное чувство по отношению к ней охватило его, пожалуй, впервые.

Кто знает, почему? Должно быть, оттого, что много было пережито вместе за эти дни. Или потому, что силы, которых он столько растратил в последнее время, наконец восстановились? А может, из-за того, что острота происшедшего взвинтила его чувства и затопила эмоциями? Или он просто привык уже к вбросу адреналина? Как бы там ни было, его охватила безудержная страсть, от которой он даже слегка опешил. Не хватало еще наброситься на Аню! Она может испугаться и подумать черт-те что. Нельзя забывать и про ее пострадавшие плечи. И вообще с ней надо поаккуратней!

Стараясь взять чувства под контроль, Макс еще подвинулся к Ане и плотно прижался к ней со спины, а затем, проникнув под рубашку, медленно положил руку ей на талию и начал ласково гладить ее бархатную кожу легкими круговыми движениями. С линии талии его рука очень быстро сползла на бедро, вначале на его внешнюю сторону, а затем рискнула совершить краткую вылазку на внутреннюю и шмыгнула на живот. Но слишком долго она там не задержалась, а удалилась в сторону ягодиц и смело легла на них. Макс был так сконцентрирован на этом, что даже не уловил тот момент, когда Аня, проснувшись от этих ласк, стала активно принимать в них участие. Глаза ее были закрыты, но уже не потому, что она спала, а от удовольствия. На губах ее заиграла улыбка. Через некоторое время она медленно перевернулась и оказалась лицом к лицу с Максом. Тотчас их губы нашли друг друга и слились. Любовь не всегда нуждается в словах. Любой, кому взбрело бы на ум слушать под дверью, не услышал бы ровным счетом ничего, исключая, быть может, слабое шуршание постельного белья и тихие вздохи наслаждения.

Но, разумеется, никто под дверью не стоял, и вообще на всем третьем этаже, где размещались гостевые спальни, никого больше не было. А вот на первых двух этажах, напротив, разворачивалась бурная активность. На первом этаже в кухне, где уже подходило к концу приготовление блюд для обеда, который должен был начаться ровно в двенадцать, а на втором этаже – в кабинете. Серж, по случаю воскресенья, был дома, но, конечно, продолжал работать, и в тот момент, когда в спальне на третьем этаже двое любящих, насытив свое желание, откинулись на подушки, с тем чтоб мирно полежать в обнимку минут «надцать», а по периметру участка вступила на дежурство следующая смена охраны, он как раз завершил очередной, уже пятый за сегодняшнее утро, разговор по скайпу.